class="p1">— Нам всем нужно остыть, — Сокол едва коснулся ее плеча. — Я разберусь со всем этим. Иди, проветри голову, а я помогу похоронить собаку.

Ласточка повернулась на него, кивнула и побежала в противоположную сторону от города, в самую глубину леса. Злость и бессилие смешались воедино, и чтобы хоть как-то помочь себе, не свихнуться хотя бы телом, но она сбежала из этого кошмара. Мысленно она навеки прикована к Соколу, этим людям и проблемам, но если удастся хотя бы на несколько минут расправить онемевшие крылья, то она ухватиться за эту возможность зубами. Ласточка бежала, не разбирая дороги, оставляя в голове лишь шум ветра и картинку мелькавших перед глазами сосен. Представить бы, что сосны — это плохие дни, будто они также мимолетно остаются позади без следа и не несут свою тень в завтрашний день. Ласточка почувствовала невесомость и облегчение, которого не хватало, как воздуха легким. Кто-то спасается из суровой реальности алкоголем, Сокол причиняя боль близким словами, Георгий Васильевич, уходя в себя. А Ласточка выбрала бег до изнеможения. Так, чтобы ноги онемели и перестали двигаться, так, чтобы горло горело, а по всему телу пробегала колючая дрожь. Она упала на мокрую землю и закрыла лицо руками, чтобы подавляли в себе звук. Ее плечи содрогались, а ноги не позволяли поняться, заставляя полежать подольше.

На плите свистел чайник, и это был единственный звук, что хоть как-то разряжал тишину. Георгий Васильевич сидел за столом, глядя в одну точку, и, казалось, даже назойливый свист чайника не тревожил его. Сокол снял чайник и разлил кипяток по кружкам. Одну он поставил перед Георгием Васильевичем, а вторую оставил у себя. Сокол сел напротив и взглянул в бледное лицо мужчины.

— Вы как? — тихо позвал он.

— Тяжело, но я справлюсь. Она была мне другом на протяжении долгих лет. А теперь оставила после себя лишь воспоминания. — Он слегка улыбнулся. — К старости живёшь воспоминаниями о годах расцвета, как говорил Майкл Слэйд. Моя жена любила его книги. Я пережил множество хорошего и плохого, и теперь мне осталось лишь вспоминать об этом.

— Не обязательно жить прошлым, — Сокол опустил взгляд. — Неважно сколько вам лет, никогда не поздно начать с чистого листа. Каждый чистый лист это как новая маленькая жизнь, как новая глава в книге, которая может быть только интереснее предыдущей.

— Как чистый лист? — Георгий Васильевич усмехнулся. — Я начал другую жизнь в лесу и не собираюсь менять ее.

— Иногда не стоит отказываться от кусочков прошлого, чтобы сделать шаг в настоящее. — Он наклонил голову набок. — Помните, что я рассказывал о своей деятельности? О семье, что представляет собой сборную солянку? Присоединяйтесь к нам, и мы будем вместе помогать избавить город от грязи. Станьте частью нашей семьи, потому что я в этом нуждаюсь не меньше вашего. Вы сказали мне в нашу первую встречу, что мы можем помочь излечить друг друга.

Георгий Васильевич нахмурился и посмотрел куда-то за спину Соколу. Яркая амбициозность парня, что иногда скакала из крайности в крайность, пугала, но и влекла за собой, как маяк влечет одинокий в море корабль. Этот маяк мог оказаться простым костром на береге, о который предстоит разбиться, или единственным верным решением для спасения одинокой души. Георгий Васильевич собрался что-то ответить, но в домик ввалилась обессиленная Ласточка. В ее волосах остались листья и хвоя, но такой спокойной ее давно не видели. Она медленно прошла по гостиной, а после развалилась на диване рядом с Соколом.

— Я согласен, но при одном условии. — Он посмотрел на Ласточку, что удивленно изогнула брови. — И вы наречёте меня, как только согласитесь его соблюсти.

— Какое условие? — Сокол мельком взглянул на Ласточку.

— Отныне, если мы — это семья, то мы — это одно целое. Неделимое и дружное. У нас у всех одна цель — следить за внутренней стороной города, о которой не напишут в газетах и не скажут в новостях. На этой стороне нужно слушать, вникать и чувствовать то, что не почувствуют приезжие. Мы — глаза на затылке, что видят все. Ваши птичьи глазки будут повсюду, и никто не посмеет укрыться от этого взгляда. — Георгий Васильевич стукнул кружкой о поверхность стола. — Все наши проблемы остаются в стенах этого домика, а ваши проблемы — в стенах вашей комнаты. Раз уж мы вместе такие отрешенные и неприкаянные, то мы должны оставить после себя след чего-то светлого.

Сокол посмотрел на Ласточку и протянул ей руку, заключая новое перемирие, на этот раз молчаливое, спокойное и вечное, поскольку от него зависела вся изнанка Гнезда. Теперь Соколу предстоит взять на себя роль лидера, что доведет выбранную цель до необходимого результата, сохранять необходимый климат в их странной семье поможет Георгий Васильевич, что с удовольствием принял кличку «Глухарь». Ласточка, хоть сама этого не подозревая, так и останется тем единственным светом и любовью Сокола, что помогут ему не увязнуть во тьме. Привязанность и ссоры останутся за кадром, а тишина и недомолвки прозрачной завесой опустятся на их взаимоотношения, создавая иллюзию безразличия.

Дверь распахнулась, и на пороге появилась Сорока. Хмурясь, она окинула всех взглядом, а после развернулась всем телом, показывая то, что принесла из города. Белый комок сидел в ее руках смирно и ожидал, пока его представят новой семье. Черные пуговицы глаз, как и у Сороки, удивленно смотрели на гостиную, а розовый язык вываливался из пасти. Глухарь медленно поднялся с дивана и подошел к девочке. Щенок радостно взвизгнул и быстро завилял хвостом.

— Я знаю, что это не Чапа. И она не заменит ее. Но я надеюсь, тебе будет не так грустно, если у тебя появится новый друг. — Сорока поставила белого щенка на пол.

— Спасибо, — Глухарь положил руку на плечо Сороки. — А у меня для тебя тоже есть хорошие новости. Теперь я тоже птица. И я договорился с ними, чтобы они больше не ругались.

— Спасибо, добрая мудрая птица. — Сорока грустно улыбнулась и коснулась рукой бороды Глухаря. — Только они все равно будут, я это знаю. — Она нахмурилась, а потом удивленно взглянула на Глухаря. — Если ты теперь птица, это значит, что ты с нами навсегда?

— По крайней мере, до самой смерти. — Глухарь потрепал щенка за ухом. — Придумаем ей кличку?

— Она похожа на плюшевого медведя. У меня был такой в детстве.

Гнездо ожило, задышало и словно зажило собственной жизнью. Оно перестало походить на дом Филина и уж точно не имело ничего общего со зданием. Оно стало больше, чем просто дом. Гнездо питало