такая, как моя. И дело даже не в том, что она сектантская, сейчас я умею делать их не хуже, чем коренной сектант, дело в том, что она меньше моей. Когда я использую свой талант для нападения, то моя печать появляется над противником и она большая, зависит лишь от количества влитого духа и силы моего желания.

Здесь же всё не так. Талант этого мастера Указов и впрямь не похож на мой.

Но мне от этого не легче.

Я знаю точно, что нельзя допустить, чтобы эта печать коснулась меня, нельзя допустить, чтобы она даже оказалась близко.

Время замерло, потянулось медленно, словно патока.

Разрушься. Разрушься. Разрушься!

Печать пролетела две трети расстояния между нами, когда я всё же сумел разорвать одну из её нитей. Печать тут же выцвела и растворилась бесследно.

Я облизал почему-то пересохшие губы и хрипло заявил:

— Моя очередь. Умри.

Я использовал сектантскую печать. Она появилась высоко над головой моего противника и вышла в пять шагов шириной.

Он захрипел, вскинул руки, словно отталкивая что-то, выругался.

Вдох. Ему понадобился вдох, чтобы разрушить мой удар и остаться в живых.

Часть кроны дерева, под которым он пил чай, почернела, начала осыпаться.

Я поморщился. Глупо вышло. Стоило ли жалеть в начале телохранителя, тратить на него силы, чтобы потом забыть про него?

Мастер Указов остался жив, а вот телохранитель у его ног умер — его печати исчезли за мгновение.

Выходит, что мастер Указов может позволить чужому Указу коснуться себя и не подвергнуться его влиянию?

Буду знать, но испытывать на себе не буду.

Надо мной появилась ещё одна печать, огромная, да ещё и с дырой посередине. Не печать, а широкое кольцо, пояс, который накрыл всё поместье, кроме дерева и двух человек возле него.

Тысяча вдохов. Страх. Бежать в город.

Печать провисела всего миг, тут же развеянная мастером Указов, но этого хватило.

Слева за садом заголосили сразу несколько женщин.

Мастер Указов прищурился:

— Ты кто такой? Морт?

Я пожимаю плечами:

— Ты думаешь, я сюда пришёл разговаривать?

— Покажи своё настоящее лицо!

Мгновение я медлю, а потом касаюсь пальцами висков. Но нет, маску я и не думал снимать, я лишь влил в неё немного силы так, как это объясняла Фатия. Вдох и теперь я Атрий. Этого будет достаточно.

Мастер Указов со страхом выдыхает:

— Я тебя не знаю. Откуда ты взялся? Что тебе нужно?

Я улыбаюсь:

— Разве ты ещё не понял? Я пришёл, чтобы сразиться с тобой и убить тебя.

— Стража! Стража!

В пальцах мастера Указов лопается какой-то амулет. По плану старика такого не должно было случиться, но если он решил, что я буду его послушным мечом, то он ошибался. По плану ведь должен был быть переполох в городе? Пусть этот переполох начнётся в самом сердце города — в резиденции главы секты или где там вторая часть амулета мастера секты?

Дарс!

Я едва не выругался вслух, обнаружив ошибку в своём плане. А если сигнал получил сам глава секты? Если сейчас он наплюёт на гостей и примчится сюда спасать своего мастера Указов, то всё не просто усложнится, а может пойти дарсу под хвост. Эдак мне и место у Пробоя не достанется. Старику ведь нужно не просто убить главу Жуков и его старейшин, а сделать это так, чтобы все, пусть и скрипя зубами, признали — он в своём праве.

Смерть.

На этот раз моя печать была двухцветная и так просто она мастеру Указов не далась. Два вдоха ему понадобилось, чтобы разрушить её и все эти два вдоха я ощущал свою печать так, словно пытался плитой запечатать поток ручья, а он отталкивал её прочь, выдавливая со своего пути.

Я снова растягиваю губы в улыбке:

— Ты так и будешь беспомощно умирать, боясь даже ударить в ответ?

Мастер Указов с яростью выдыхает:

— Тварь! Сдохни!

Я снова ощущаю плиту, только на этот раз она давит на меня, а я тот самый поток, что пытается оттолкнуть её со своего пути. Двухцветная печать врага всё ближе, давит всё сильней. Я знаю, что стоит мне проиграть, дать ей коснуться меня, и я умру.

Изо всех сил пытаюсь мысленно рассечь хотя бы внешние, алые нити печати.

Разрушайся, разрушайся, разрушайся!

Печать истлевает, заставляя меня радостно оскалиться.

Следующий удар мы наносим уже одновременно.

Но если в глазах мастера Указов Жуков я вижу только страх и ужас, то сам я испытываю лишь восторг и ярость.

Никогда ещё в моей жизни не было подобной схватки. Амулеты защиты от Указов, Возвышение, которое делало моих врагов недосягаемыми для моего таланта — всё это не то.

Мало того что сейчас напротив меня равный мне Возвышением враг, так он ещё и сражается как мастер Указов. Когда я ещё сумею получить опыт подобной схватки? Не надеяться же на случайную встречу? Кто ещё, кроме меня, отказался от всех выгод своего таланта и в одиночку скитается по землям Империи и Альянса, рискуя головой?

Разрушайся!

Вдох напряжения, когда мне казалось, что чужая печать Смерти столкнёт меня с места, так силён был её напор, а затем она истаяла.

— На господина напали!

Смерть.

Моя огромная печать снова висит всего миг, прежде чем мастер Указов её разрушает, но этого мига хватает, чтобы умерли все стражники, что преодолели страх и решили прийти на помощь своему господину.

— Ублюдок!

Мастер Указов быстрым движением суёт что-то в рот, два вдоха борется с моим Указом Смерти, а затем нехорошо ухмыляется:

— Ну-ка, попробуй ещё раз, ублюдок.

Мгновение я медлю, а затем отправляю в него новый Указ.

И этот Указ обрушивается на мои плечи непосильной тяжестью, давит к земле, вытягивает из меня дух. Три вдоха я пытаюсь сопротивляться, пытаясь продавить врага силой, а затем до меня доходит, и я сам стираю свой Указ.

В глазах мастера Указов уже нет страха, там только ненависть и ярость:

— Ну что, Предводитель тебе не под силу?

— Ты принял пилюлю, которая подняла твоё Возвышение?

Он ухмыляется:

— Несложно догадаться, правда?

Вглядываясь в воду его силы, я уточняю:

— Как это работает? У тебя появилось второе средоточие? Или внезапно открылось три узла Предводителя? Сколько это будет длиться?

Мастер Указов вскидывает брови:

— Я тебя сейчас уничтожу, а тебя интересуют подобные глупости? Никогда не видел такого дурака... — он осекается, впивается в меня взглядом и с изумлением выдыхает.