и комфортом. У дома стояла чёрная “Волга” с подозрительным номерным знаком (Машина КГБ, которая «пасла» Луи. – А. С.) Виктор был любезен, дружелюбен. Мне не пришлось рассказывать о моих делах – он и так всё знал. Мы сели за старинный круглый стол, хозяин предложил коньяк, сакэ – привёз только что с Тайваня. Поездка на Тайвань была по тем временам столь же неосуществима, как полёт на Марс. Я от угощенья отказался.

– Смотри, – сказал Луи, протягивая мне страничку с машинописным текстом. – Это семьи ваших отказников, ты их всех знаешь. Двадцать три семьи. Твои друзья в Иерусалиме передали мне этот список, просили помочь. Восемнадцать семей из списка уже уехали. Осталось пять. Ты в их числе.

– Мне дадут отсюда уехать? – спросил я.

– Я спрашивал кое-кого… – сказал Луи. – Ты получишь разрешение месяца через три-четыре. Я тебе позвоню за неделю до того, как ты получишь разрешение. Времени на сборы тебе дадут немного. Увидимся в Израиле!

– А остальные по списку? – спросил я. – Лернер, Слепак, Польский?

– Ну, поживём – увидим… – уклончиво сказал Виктор. – С ними немного сложней. Но пусть не отчаиваются. Увидишь их – так им и скажи.

Поехали до Кутузовского на «Порше».

– Отличный автомобиль, – сказал Виктор, поглядывая на меня из-за руля. – Гонорар за “20 писем к другу”».

Судя по некоторым высказываниям Луи, его прямым куратором был Андропов. Это он разрешал Луи вести жизнь миллионера. У него были теннисный корт и бассейн, заграничные автомобили и коллекционные коньяки.

Сотрудник КГБ Вячеслав Кеворков (куратор Луи, он также «вёл» и «конфиденциальный канал КГБ – ЦРУ») писал, что в конце 60-х годов в ресторанах Домов творчества – писателей, журналистов, кинематографистов, архитекторов или учёных – стали проходить закрытые просмотры иностранных художественных и документальных фильмов.

Кеворков: «Под впечатлением увиденного на кинопросмотре мы возвращались домой молча. Каждый думал о своём.

Прощаясь, Луи задумчиво произнёс: “Мне очень хотелось бы поехать на дачу к Хрущёву и поговорить с ним”. Я неопределенно пожал плечами. Такая возможность у него была, поскольку Виктор был хорошо знаком с дочерью Хрущёва Юлией и её мужем Львом Петровым.

Виктор Луи приехал на дачу к Хрущёву с женой и с небольшой кинокамерой, которая запечатлела дни покоя необычного пенсионера. Вволю нагулявшись и показав всё, что успел посеять, хозяин пригласил гостей к столу. Он в основном и говорил на протяжении всей трапезы, спеша поведать как можно больше из того, что пережил, в течение десяти лет, возглавляя партию и государство. Некоторое время спустя отснятый на даче фильм появился на Западе и обошёл все телеэкраны мира, став настоящей сенсацией. Пресса так же не осталась в стороне. Реакция была в целом положительной. Окрылённые успехом фильма на Западе и полным отсутствием отрицательной реакции на его появление в СССР, Луи и Петров решились расширить рамки представления Запада о стиле брежневской демократизации. («Почему-то» Кеворков не говорит о том, что Петров работал в ГРУ. – А. С.). Вначале Луи и Петров решили собрать воедино и издать всё, что бывшим главой государства уже было рассказано. Однако очень скоро они убедились, что подлинных рассказов куда меньше, чем повторов, и сборник никак не получался. Тогда Петрову пришла мысль спасти положение, освежив уже заезженные сюжеты несколькими живыми беседами с тестем, записанными на плёнку. Результат оказался плачевным. Хрущёв отвечал вяло, и это было по-человечески понятно: для красочного рассказа Никите Сергеевичу нужна была живая аудитория, а не наскучивший близкий родственник.

Начиная со второй половины шестидесятых, я имел возможность довольно часто общаться по службе с тогдашним председателем КГБ Ю. Андроповым. Во время одной из таких встреч я поделился с ним впечатлениями от отснятого фильма о маршалах-героях Второй мировой и о беседе с Познером (В. Познер тоже постоянно ездил по заграницам – ясно, что не без помощи «органов». – А. С.)

– Слава Богу, наконец-то, нашлись люди, готовые делать благородное дело! А то ведь вокруг наших руководителей сплошь и рядом вертятся сплошные “прилипалы”. Мне доложили, что и Хрущёв теперь пишет, – добавил Андропов недовольно, – и что к этому имеет отношение твой приятель, Виктор Луи.

– Хрущёв не пишет, а диктует свои воспоминания, – осторожно поправил я, – Однако пока ничего не могу сказать по поводу их содержания. Я с ними не знаком.

– А надо было бы ознакомиться! – недобро возразил Андропов, – Хрущёв – человек неуравновешенный и к тому же обиженный. Может легко пренебречь государственными интересами… Лучше всего, чтобы этих мемуаров не было бы вовсе. Но запрещать ему писать или поучать бывшего Первого секретаря нашей партии – не наше дело. А вот оберегать государственные интересы – наша прямая обязанность. Поэтому мы должны быть в курсе дела!

К концу беседы Андропов несколько смягчился и на прощание даже достаточно откровенно напутствовал:

– Ты передай, пожалуйста, Луи, пусть не очень усердствует перед Хрущёвым в благодарность за досрочное освобождение… Сам знаешь, у Хрущёва руки повыше локтя в крови, и, выступая на XX съезде, он меньше всего думал о стране и о народе, действуя по самой незамысловатой формуле: разоблачу Сталина – смою и свои грехи! Кто же станет разоблачать разоблачителя?!

Тем временем регулярно поставляемая сыном Хрущёва Сергеем гора надиктованных отцом магнитофонных плёнок на столе у Луи катастрофически росла, наводя на мысль о том, что у автора развивается нечто, близкое к “диктомании”. Дальше всё было просто: “Ранним осенним утром корреспондент английской ‘Ивнинг ньюс’ В. Луи… сложил все надиктованные Хрущёвым пленки в одну объёмистую сумку и отправился в аэропорт Шереметьево…удачно преодолел погранично-таможенный барьер и самолётом английской авиакомпании благополучно отбыл в США”» [ «Совершенно секретно», 1998, № 10]. Вот так запросто взял и вылетел из Москвы в Штаты, прямо как в Сочи, с записями опального главы государства на пленках! Ни тебе виз, ни пограничнотаможенного контроля…

Кеворков: «Несколько позже возникла и другая проблема. Как-то я приехал к Луи на дачу с тем, чтобы, прослушав целиком хоть одну плёнку, представить себе, как будут выглядеть мемуары бывшего Первого. До сих пор у меня не было ни малейших оснований жаловаться на неустойчивость своей нервной системы, но на сей раз даже малая часть прослушанной надиктовки вызвала у меня что-то вроде шока, который я долгое время спустя не мог преодолеть. Как мог такой невежда, не способный выразить даже самыми простыми словами свои мысли, более десяти лет править огромной державой и народом, веками располагавшим колоссальным интеллектуальным потенциалом?! Из уст Хрущёва лилась, как манная каша из волшебного горшка в известной детской сказке, малосвязанная речь, путаная, с бесконечным числом междометий,