Сачков повернулся к Тихону:

— Продовольственным вопросом у нас занимается агент губпленбежа товарищ Вагин.

(Это был ответ Черному — кто такой Вагин, — конечно, если Черный находился в салоне.)

— Завтрак — порция пшенной каши, — начал перечислять Тихон. — Обед — суп с крупой и кусочком селедки или воблы. Ужин — опять каша. К завтраку, обеду и ужину — по куску хлеба и цикорный чай с ландринкой. Общее количество хлеба на день — двести граммов.

— Не слишком ли скромное меню? — недовольно протянул Никитин.

— Будем надеяться, что регулярность питания, солнце и свежий воздух сделают свое дело и жизнеспособность детей понемногу восстановится, — заученно сказала докторша Флексер, будто заранее приготовила эту фразу.

Никитин в сомнении покачал головой, почему-то переглянулся с Дробовым.

— Есть договоренность, что во всех городах, где будет останавливаться «Фултон», детей будут кормить в пленбежевских столовых, — добавил Тихон, настороженно перехватив этот взгляд.

— А каков, по вашим расчетам, паек на взрослого? — спросил его завхоз Шлыков.

— Паек один для всех — и для взрослых, и для детей. Правда, взрослым хлеба чуть больше, но зато они не будут пользоваться пленбежевскими столовыми — беженцами по распоряжению Дзержинского оформлены только дети.

— Как бы с такого пайка вообще ноги не протянуть, — буркнул молчавший до этого фельдшер Дробов.

Киссель рассмеялся, но у других членов Совета настроение было не такое веселое.

Неизвестно, как бы повернулся разговор о пайках дальше, если бы докторша Флексер не сказала убежденно:

— А я считаю, все правильно — детям надо расти, — и сразу перевела разговор, обратившись к капитану: — Сколько часов будем стоять в Костроме? Мне не удалось достать некоторых лекарств. Может, там получится.

Лаврентьев не успел ответить докторше, как поднялся Сачков и сказал, одернув черный китель:

— Останавливаться в Костроме не будем. Перед самым отплытием «Фултона» мне сообщили, что там появились случаи холеры.

Лаврентьев удивленно посмотрел на Сачкова, но промолчал.

— Я об этом ничего не слышала, — растерялась докторша. — В первую очередь губздравотдел должен был поставить в известность меня, а не вас. За здоровье детей я отвечаю.

— О холере в Костроме я узнал в губоно.

— Странно. А как же быть с лекарствами?

— Следующая остановка в Кинешме. Попытаемся достать там. Или в Нижнем Новгороде. Будем молить судьбу, чтобы за это время никто не заболел.

— Я предпочитаю лечить болезни, а не надеяться на авось, — все больше выходила из себя докторша, не сводила с учителя напряженного, недоверчивого взгляда.

Но Сачков словно не замечал его:

— А я предпочитаю не рисковать, когда речь идет о холере. Не мне объяснять вам, что это такое...

Сачков выполнил первое поручение Черного — в Костроме было решено не останавливаться. Костромским чекистам, с которыми связался Лагутин, так и не удалось сообщить Вагину о втором ящике динамита.

Венька

Спустившись в кормовой трюм, боцман Максимыч услышал за ящиками с хлебом подозрительный шорох. Не поленился, полез в темный угол и увидел двух мальчишек.

Выволок их на палубу, объяснил оказавшимся рядом Сачкову и Никитину:

— Умудрились на «Фултон» пробраться, а мы не углядели. Пока прятались, две буханки хлеба слопали. Что будем делать с этими зайцами?

— Придется в Костроме сдать местным властям, чтобы домой вернули, — вздохнул Никитин. — Другого выхода нет.

— Я же сказал — остановки в Костроме не будет! — с досадой проговорил Сачков, разглядывая мальчишек.

А Тихону стало жалко ребят. Было ясно, что на «Фултон» они проникли не ради приключений — худые, босоногие, оба острижены наголо, штаны и рубахи в заплатах.

Спросил мальчишку постарше, как они оказались на «Фултоне».

— Прошлой ночью у трапа никого не было — мы и прошмыгнули, — не поднимая головы, ответил тот.

— Ну, я задам вахтенному! — проворчал боцман, словно бы оправдываясь. — Совсем распустились.

— Родители есть? — продолжил Тихон расспрос.

Мальчишки молча кивнули.

— Ведь волноваться будут, если вас назад не отправим.

— Не-е, — протянул младший мальчишка. — Мы им сказали, что тоже на «Фултон» записаны. Голодно дома, вот мы с Венькой и решили...

— А тебя как звать?

— Игнашка. Терентьевы мы. Батька у нас сторожем в банке работает, а мамка прачкой. А братуху Андрея перхуровцы застрелили, он в ихнюю армию не захотел записываться. Мы, дяденька, самые что ни есть красные, не гоните нас. В мятеж нас с Венькой тоже чуть не убили...

— Хватит, разболтался, — дернув за рукав, осадил Игнашку старший брат.

Тихон вполголоса сказал Сачкову:

— Надо оставить ребят.

— А если все не так и родители спохватятся? Представляете, что будет? — опять вступил в разговор Никитин.

Игнашка суетливо перекрестился:

— Ей-богу, не вру, товарищ красный комиссар!

— А ты почему молчишь? — обратился Сачков к старшему.

— Игнашка правду сказал — искать нас не будут, — хмуря выгоревшие на солнце белесые брови, ответил тот. — Только мы не нищие, чтобы милостыню просить. Выгоните — ну и черт с вами. Мы тогда с Игнашкой работать пойдем. А домой нам никак нельзя возвращаться.

— Да уж, только вам и работать, — буркнул Сачков.

Тихон решил проверить ребят:

— В городе несколько банков. Отец ваш в котором работает?

— В Государственном, на Варваринской улице, — недовольно произнес старший мальчишка.

— А еще какие банки в городе?

— Волжско-Камский, Коммерческий, Коммунальный, — без запинки перечислил Венька. — Только теперь все буржуйские деньги народными стали.

— Молодец, в политике разбираешься. Ну а фамилию управляющего знаешь?

— Конечно знаю — Цехонский. Он в мятеж от Перхурова деньги прятал, а наш батька ему помогал — керенки военными облигациями закладывал, которые теперь даром не нужны.

— Ладно, ставьте этих зайцев на довольствие, — сказал начальник колонии Тихону. — В какой отряд их определим?

— Давайте ко мне, — неожиданно вызвался Никитин. — У меня одни смирные собрались, так что справлюсь.

Старший мальчишка посмотрел на Никитина с какой-то непонятной подозрительностью, будто чего-то испугался. Тихон тоже не мог понять, почему Никитин так круто изменил свое отношение к мальчишкам — сначала настойчиво советовал высадить их в Костроме, а теперь вдруг в свой отряд берет.

И еще одно показалось Тихону странным — когда Никитин назвал Кострому, в светлых глазах Веньки мелькнула надежда и сразу погасла, как только Сачков заявил, что остановки там не будет. В чем дело?

Тихон решил поговорить с Венькой наедине, позвал к себе в каюту, чтобы внести их с братом в списки и поставить на довольствие.

Здесь мальчишка стал еще настороженней, — сцепив под стулом босые ноги, пугливо озирался по сторонам.

— А может, все-таки высадить вас в Костроме? — заглянул ему в лицо Тихон. — Вас первым же пароходом вернули бы домой.

— Как хотите, — с показным равнодушием сказал Венька.

— А ты сам-то как хочешь?

Прямо мальчишка не ответил, по-взрослому солидно и рассудительно проговорил:

— Игнашка совсем ослабел от голодухи. Доктор Вознесенский сказал — дистрофия у него.

— А кто вас с братом убить хотел?

— Смуркин, сволочь, — неохотно ответил Венька.

— Кто такой?

— У нас в банке контролером работал. Потом, как большевики власть взяли, исчез куда-то. А в мятеж опять объявился — при штабе комендантом был. Мы с Венькой помогали ему из Бухаринской пекарни хлеб для офицеров возить, а он за это разрешал в офицерском буфете корки собирать. А что корки на всю семью, разве ими наешься? Я и подговорил Игнашку на ходу спрыгнуть с машины, а сам ему буханку скинул. Смуркин заметил, стащил меня с грузовика и давай бить. Хорошо, ему Игнашка не попался. А я ничего, живучий, не смотри, что худой.

— А потом что было со Смуркиным? Его арестовали?

— Не знаю, — замкнулся мальчишка.

Как ни старался, больше Тихон не добился от него ни слова.