стольникам, дворянам, стрельцам и наличной боярской челяди ударить на мятежников – одних рубить и колоть, а других хватать живыми. Толпа, большей частью безоружная или имевшая в руках палки, скоро была побита и обращена в бегство; причем многие попали в Москву-реку и потонули. Несколько тысяч народу погибло в этот день; а из захваченных живыми немедля повесили или утопили некоторое число; остальных потом пытали, присуждали к отсечению членов, били кнутом, клеймили лицо раскаленным железом и рассылали по дальним городам. Столь легко был усмирен этот народный мятеж (или так называемый «гиль»), возбужденный медными деньгами. Очевидно, обстоятельства были уже не те, что в 1648 году. С одной стороны, Алексей Михайлович, приобревший правительственную опытность, успел укрепить свою самодержавную власть и устроить около себя надежную охрану; а с другой – и сила движения на сей раз далеко уступала прежней. Служилое сословие не только оставалось спокойным, но и заявило свою преданность царю просьбой о дозволении бить гилевщиков. В мятеже участвовали по преимуществу мелкие торговцы и ремесленники, хлебники, мясники, пирожники, городские и деревенские гулящие люди и праздная боярская дворня столицы. Только несколько сотен солдат полку Агея Шепелева и рейтар разных полков участвовали в движении. По свидетельству современника (Котошихина), в мятежной толпе многие приняли участие из любопытства и пошли за ней в Коломенское посмотреть, что она будет чинить перед царем; а настоящих или «прямых воров» будто бы было не более двухсот. Видя следующих за собой несколько тысяч человек, эти коноводы набрались большой дерзости и буйства, за которые и сами поплатились и многих погубили, так как правительству пришлось быстро тушить пожар и некогда было разбирать правого от виноватого. По усмирении мятежа придворные, военные и приказные люди получили награды за свое раденье в оберегании царского здоровья и за свое стоянье против воров; смотря по чину, им раздавали из царской казны деньги, соболей, камки, атласы, бархаты, сукна и прочее. Шорину за разоренье его двора была прощена пятая деньга, которой приходилось взять с него более 15 000 рублей, и сына его простили за невольный проступок. Но все розыски о том, кто писал воровские письма, возбудившие мятеж, остались тщетными.

Прошло, однако, еще около года, прежде нежели правительство решилось покончить со своею неудачной мерой относительно медной монеты. Летом следующего, 1663 года вышли царские указы о прекращении чеканки этой монеты и закрытии устроенных для нее денежных дворов, вместо которых велено возобновить старый двор в Москве для чекана серебряных денег. Служилым людям приказано выдавать жалованье серебром, все казенные сборы, пошлины, продажу вина и всю торговлю производить на серебро. Медную монету запрещено держать частным людям; ее велено или сливать, или приносить в казну и обменивать на серебряную, причем за медный рубль выдавали по десяти денег, или по 5 копеек серебром. Конечно, не вдруг прекратились неустройства и злоупотребления с медными деньгами. Нашлись такие ослушники указов, которые вместо сливки или сдачи в казну медных денег покрывали их ртутью, полудой или посеребрили и пускали в оборот под видом серебряных. В следующем, 1664 году видим новые указы против сих злоупотреблений. Попавшиеся подделыватели подвергались жестоким казням. Если верить тому же современнику, во время смут, происшедших из-за медной монеты, казнено более 7000 человек, да более 15 000 изувечены отсечением рук, ног или пальцев и сосланы, с отобранием их домов и имуществ в казну. Вот как дорого обошлась московскому населению эта хитроумная затея с уравнением медных и серебряных денег27.

VII

Собор 1666–1667 годов и начало раскола

Паисий Лигарид и его участие в деле Никона. – Оправдательное сочинение последнего. – Посольство к восточным патриархам. Дело о клятвах. – Зюзин и внезапный приезд Никона в Москву. – Его перехваченные грамоты. – Прибытие двух восточных патриархов. Собор 1666–1667 годов. – Торжественные заседания собора. – Поведение Никона и личное участие царя в его обвинении. – Лишение сана и ссылка. – Вопрос о подчинении патриарха царской власти. – Избрание Иоасафа II и меры церковного благоустройства. – Протопоп Аввакум и его автобиография. – Поп Никита и его челобитная. – Дьякон Федор, поп Лазарь и прочие расколоучители. – Соборный суд над ними. – Симеон Полоцкий и его «Жезл правления». – Осуждение Аввакума и его товарищей. – Мятеж в Соловецком монастыре. – Соборная клятва на раскол. – Его распространение. – Фанатизм раскольников. – Его жертвы: боярыня Морозова и княгиня Урусова. – Общий взгляд на причины раскола

Среди высшего московского клира в то время появилось новое лицо, немало повлиявшее на дальнейшее развитие никоновского дела. То был газский митрополит Паисий Лигарид.

После водворения турецкого ига в Юго-Восточной Европе, когда в греческих и славянских землях закрывались школы и просвещение постепенно упадало, многие молодые греки и славяне стали отправляться в Италию для получения образования, в особенности те, которые назначали себя к духовному званию. Папство не преминуло воспользоваться этим обстоятельством в видах католицизма и унии, и тем более, что со времени Флорентийского собора Римская курия считала греков более или менее униатами. Для них и для славян была основана в Риме особая коллегия

Св. Афанасия (Collegio Greco), где, воспитываясь на папском иждивении и под руководством иезуитов, молодые люди проходили грамматику, риторику, философию и богословие. Здесь-то получил свое образование Пантелеймон Лигарид, уроженец острова Хиос. Он оказал большие способности и окончил курс с блестящим успехом, так что его на время оставили при коллегии Св. Афанасия преподавателем греческого языка. Затем его поставили священником и отправили на Восток; причем Пропаганда[2] назначила ему ежегодное пособие в 50 скуди, увеличенное вскоре до 60. Некоторое время Лигарид служил дидаскалом, или преподавателем, в Молдо-Валахии, где он писал обличительные сочинения против лютеран и кальвинистов. В 1650 году, как мы видели, в Терговищах он встретился с Арсением Сухановым и, если верить последнему, поддержал его в споре о двуперстии. В следующем году он уехал с патриархом Паисием в Иерусалим. Здесь патриарх постриг его в монахи, нарек своим именем, то есть Паисием, и отдал на искус тому же Суханову. А спустя десять месяцев тот же патриарх посвятил Лигарида в митрополиты города Газы. Таким образом, последний обманул возлагавшиеся на него в Риме надежды и отрекся от католицизма. Но, получая слишком ничтожный доход со своей бедной, разоренной турками епархии, он пытался скрывать от Рима это отречение, чтобы не лишиться получаемого от Пропаганды денежного пособия; конечно, такая попытка была безуспешна. Тогда-то задумал он отправиться в Россию, о которой давно мог иметь хорошие сведения; так как в коллегии Св. Афанасия вместе с ним воспитывались молодые униаты из