семидесяти, со спиной прямее, чем флагшток, с немного горделивым, но умным взглядом зеленых глаз и густой, седой шевелюрой. Лицо с мягкой, нежной, но покрытой морщинами кожей. Впрочем, на ней отсутствовали как щербинки, так и мелкие шрамы или трещинки. Как если бы кто-то взял ребенка и резко состарил его на пять десятилетий, но при этом лишил всех тех тягот и невзгод, что оставляли отпечаток на лице.

С угловатыми, резкими скулами и острым подбородком, с немного вздернутым, столь же острым носом и низким, будто вечно нахмуренным подбородком. Мужчина носил дорогущий, просто неправдоподобно дорогой костюм. Одна только сорочка, сшитая из Лунного Шелка (материал, добываемый только в одном лесу на севере, где осталась в живых популяция Лунных Бабочек, некогда считавшимися покровителями эльфов того леса. Именно их гусеницы плели шелк, отливающий на свету полированной сталью.) могла обойтись… может в три, если не четыре сотни эксов.

Арди, возможно, пора было оставить позади привычку сына портной оценивать всех, сперва, по одежде, но, видят Спящие Духи, это пока было свыше его скромных сил.

С узкими плечами и слегка, едва-едва заметно выпирающим животом, мужчина поднялся на подиум. Позади него, как едва зримая тень, застыла… Алла Тантова. Её забавный свитер сменила вязанная жилетка с узором в виде двух гусей. А так, все так же, как и запомнил Ард. Строгое лицо, отстраненный взгляд и тугой пучок волос.

Нетрудно догадаться, что колоритным мужчиной оказался никто иной, как Трэвор Мэн. Один из совладельцев компании « Бри-и-Мэн».

— Дорогие друзья, — развел он руками, спрятанными в белые перчатки. Голос, звучавший из динамиков, легко и прытко разносился по залу. — Рад вас приветствовать на первом в истории не только нашей страны, но и всего мира, коммерческом авиарейсе.

Господин Мэн выдержал паузу и зал послушно взорвался в основном искренними овациями.

— Благодарю, благодарю, — Мэн жестами успокоил «высокую» толпу господ. — Данное достижение невозможно было бы без наших дорогих спонсоров, моих, не побоюсь этого слова, давнишних друзей — Тарика Ле’Мрити и Энса Ортарского.

И снова аплодисменты. Посвященные, правда, всего одному человеку. Тучному, с сальными волосами и жадными, поросячьими глазками с такими кольцами на пальцах-сардельках, что впору были бы заменить кому-нибудь браслеты.

Ардан узнал его по фотографиям.

Энс Ортарский.

Единоличный владелец Первой Транспортной Корпорации. Не создатель, разумеется. Получил в наследство от отца. А тот — от деда.

— Увы, господин Ле’Мрити не столь рад вниманию, как мы с Энсом, так что передавал вам свои искренние извинения, — будто заправский циркач перед толпой, раскланялся Мэн. — И, разумеется, мы бы не достигли этого прорыва, если бы не дорогие ученые и инженеры, не покладая рук и своих умных голов трудившиеся над такими проблемами, о которых я, дорогие друзья, даже никогда и не задумывался. Мне куда важнее как бы не просрочить очередной займ в Императорском банке, — среди рядов богатеев, дворян и аристократов прозвучали смешки. — Кстати, обязан сказать слова благодарности и Короне, которая помогла уже тем, что решила не мешать нашим изысканиям. Горд представить вам сегодняшних дорогих гостей — Великий Князь Аркадий Агров… — Ардан не обратил внимание вокруг кого, с поклонами и реверансами, отступала толпа. Ему показалось, что это имя он уже слышал. Кажется прямо на… — И, разумеется, его младший сын, один из лучших студентов Большого, выбравший своей стезей Военное дело, Великий Князь Иолай Агров.

Ардан сделал шаг назад и постарался спрятаться в толпе, пока эта самая толпа рукоплескала светившемся от радости и гордости Иолаю, зачем-то напялившему белоснежный пиджак, выполненный на манер военного кителя.

Аркадий Агров. Во время танца с Анастасией, та упоминала его, как отца Иолая.

— Этим вечером, дорогие друзья, обживайтесь, располагайтесь и отдыхайте. Завтра утром вас ждет завтрак, приготовленный лучшими поварами столицы, а начиная днем и заканчивая поздним вечером вы сможете сыграть за столами нашего небольшого казино, чтобы, разумеется, растратить все деньги, которые вы выделили для аукциона, — и снова смешки и самодовольные, лоснящееся лицо Мэна. — А вечером завтрашнего дня, когда мы будем над Ласточкиным Океаном, то любясь его видами, до утра, пока не вернемся обратно в Метрополию, и пройдет аукцион. И на этом первый коммерческий полет дирижабля компании «Небесные Дороги» будет завершен. Но, уверяю вас, не пройдет и пары лет, как данные поездки станут для вас так же обыденны, как и долгие дни тряски в поездах. Вот только там, где поезду потребуется неделя пути, компания «Небесные Дороги» обещает справится за сутки. Но об этом позже. А сейчас — отдыхайте и готовьтесь расстаться со своими деньгами.

Снова аплодисменты, смех и с утроенным усердием заигравшие музыканты в дальнем углу зала. А Ард, чье сердце бешено стучало, раздумывал о том, как ему мало того, что пробраться в каюту Мэна незамеченным, так еще и за двое суток не попасться на глаза Агровым.

Семь, о Спящие Духи, рукопожатий… А может всего одно⁈ И почему Вторая Канцелярия не знала о том, что на борту будут присутствовать Иолай с отцом⁈

Впрочем, как бы жестоко ни звучало, но в данный момент все это мысли завтрашнего дня.

И, пока Ардан размышлял о своих насущных проблемах, гондола задрожала, заставляя гостей роптать, а затем, вместе с гулким, глухим сигналом, чем-то напоминающий корабельный, земля в иллюминаторах начала постепенно удаляться, теряясь в летних сумерках.

Дирижабль приступил к взлету.

Глава 112

Первые ощущения головокружения и тошноты подступили так же незаметно, как незаметным оказался и тот факт, что дирижабль, гудя двигателями, пыхтя соплами и раскручивая громадные винты, рассек килем пористые облака и почти присоединился к неспешному параду исполинских, пушистых туч — задумчивых кучевых, бредущих по синеве в своей привычной, едва заметной манере.

Ардан схватился за стену и зажмурился. Если бы не те несколько дней, которые он провел в заключении у второй канцелярии (сразу после подрыва Императорского Банка), то, наверное, растерялся бы из-за новых и далеко не самых приятных ощущений. Такое впечатление, что в его голову медленно, миллиметр за миллиметром, проникал мягкий, но в то же время раскаленный прут. Сперва касался висков, заставляя те пылать, как при высокой температуре, а затем верткой занозой проникал внутрь, прямо под череп, по пути царапая кость — словно ножом по стеклу провели.

И, оказавшись внутри, раскаленный прут взбалтывал содержимое, небрежно стуча по стенкам, как ребенок, размешивая чай стучит ложкой о чашку. С каждым ударом, с каждым