Уоллис с Розмари стояли рядышком, как газели у водопоя, всего в нескольких шагах от стола, где сидели Мэрилин Монро с мужем, Артуром Миллером. Я, в ожидании, когда меня заметит Розмари, паслась неподалеку и для поддержания духа не отказалась от еще одного бокала шампанского. Не каждый день выпадает шанс обратиться за денежным вспомоществованием к герцогине Виндзорской.

Вскоре очаровательная Розмари в открытом белом платье в пол обратила на меня внимание и, как мне показалось, даже обрадовалась.

– О, Кэролайн, подойдите, я представлю вас герцогине.

Я подошла.

– Ваша светлость, позвольте вам представить – моя подруга Кэролайн Ферридэй. Кэролайн Ферридэй, позвольте представить – ее светлость герцогиня Виндзорская.

Уоллис секунду колебалась, а потом протянула мне руку в атласной перчатке. Я пожала ей руку, а сама гадала, как следует по этикету обращаться к разведенной женщине, которая замужем за отрекшимся от престола королем. По примеру Розмари я выбрала обращение «ваше высочество». В то время об Уоллис Симпсон столько писали, что у меня было такое чувство, будто мы уже сто лет знакомы. Пресса муссировала все подробности ее жизни: ее французские наряды от-кутюр, ее крупные кисти, родинку на подбородке, надменность, но чаще всего журналисты зацикливались на ее украшениях.

Розмари махнула рукой в сторону танцпола:

– Кэролайн очень много сил потратила на то, чтобы устроить здесь такую красоту.

– Рада с вами познакомиться, – произнесла Уоллис.

Сердце чаще застучало в груди.

Как завести разговор о «кроликах»? И почему я так нервничаю? Помнится, я играла в Бостоне, где зрители передавали по первому ряду бутылку джина. Вот где можно было испугаться.

– Надо же, сама Мэрилин Монро, – буркнула Уоллис, ни к кому, собственно, не обращаясь. – Похоже, она околдовала всех фотографов.

Толпа репортеров окружила Монро с мужем. Французские телевизионщики, вооружившись вспышками, брали интервью у знаменитой пары.

– Это все из-за платья, – вставила Розмари.

– И никто даже не посмотрел в мою сторону, – заключила Уоллис.

Миссис Гейнор глянула на меня:

– Ваше высочество, Кэролайн трудилась не покладая рук. У нее есть репутация.

– Неужели? – изобразила удивление Уоллис и приняла бокал шампанского у официанта в смокинге.

Вероятно, она надеялась, что репутация скандальная, ведь, когда собственная репутация подмочена, приятно услышать о неудачах других.

– Репутация хорошая, конечно же, – уточнила Розмари. – Кэролайн руководит американским отделением французской организации помощи женщинам. Награждена за свою работу Крестом Свободы и орденом Почетного легиона.

– Дорогой, не притрагивайся к этим канапе… слишком много соли, – предостерегла Уоллис герцога, которого явно влекло к подносу с канапе с печеночным паштетом.

– Это так, ваше высочество, я возглавляю «Американских друзей НАДИС», – сказала я. – Мы поддерживаем бывших узниц концентрационных лагерей. Помогаем им вернуться к нормальной жизни.

– Все еще помогаете? – Уоллис вернулась к беседе. – Сколько лет прошло? А разве их правительство им не помогает?

– Помогает, но недостаточно. Мы хотим добиться репатриаций для группы женщин – узниц Равенсбрюка. Это немецкий концентрационный лагерь в окрестностях Фюрстенберга.

– Мы с герцогом стараемся избегать мест, в названии которых есть «берг».

Даже спустя двадцать лет после поездки этой пары в довоенный Берлин, где их принимал Гитлер, пресса не раз возвращалась к этому faux pas[38].

– Ваше высочество, этих женщин называют «„кролики“ Равенсбрюка», – продолжила я. – В лагере на девушках проводили медицинские опыты.

– Это ужасно, – возмутилась Розмари.

– Так они полячки? – Уоллис слегка нахмурилась. – Мне показалось, вы говорили, что работаете с Францией. Как все запутанно.

Внимание Уоллис переключилось на манекенщицу с показа мод, которая встала неподалеку от нас, – одна рука на бедре, другая, с усыпанным бриллиантами браслетом на запястье, высоко поднята над головой. Герцог вопросительно посмотрел на супругу, как бы спрашивая ее мнение о браслете. Уоллис неопределенно пожала плечами.

– Мы помогаем женщинам любых национальностей, – заявила я. – В Польше условия для бывших узниц лагерей особенно тяжелые. Многие из них больны, некоторые умирают. Но в связи с тем, что Западная Германия не признает коммунистическую Польшу как независимую страну, они до сих пор не получают репараций.

Уоллис оглядела зал, возможно, в поисках выхода.

– Я сейчас не в состоянии делать пожертвования куда бы то ни было. Мы сами вынуждены раскланиваться за крохи, которые нам достаются. Мы даже не внесены в цивильный лист[39], если вы можете себе такое представить. Кроме того, мир устал от всех этих смертей и разрушений. Подобные истории в тягость даже тем, кто прошел через все эти испытания. Есть хоть кто-то, кто еще не написал мемуары?

Уоллис повернулась к герцогу, пригладила его мальчишеские вихры и поправила медали на груди. Потом отобрала у супруга канапе и положила его обратно на серебряный поднос, после чего взяла герцога под руку.

– Идем лучше проведаем наших собачек. – Она махнула рукой официанту, чтобы он следовал за ними. – Пагс нужно кормить каждые два часа как минимум.

Уоллис улыбнулась, и они уплыли в сторону выхода.

– Розмари, вы уж простите, – проговорила я, – но, похоже, моя история не вызвала у нее сочувствия.

Позже, когда я уже собралась уходить, Розмари сказала:

– Дорогая, удачи вам в сборе средств. Я, безусловно, пожертвую определенную сумму. Может, вам стоит заглянуть к Норману Казинсу в «Сатэрдей ревью». В конце концов, он и его милейшая жена помогали «Девушкам Хиросимы».

– Я так и сделаю, спасибо.

После этого я решила пройтись по периметру зала в надежде выпить еще шампанского, чтобы как-то оправиться после отказа Уоллис. При этом, чтобы ненароком не наткнуться на Пола, я старательно играла в игру под названием «Куда бы я пошла на месте Пола Родье?». Решила, что он наверняка будет держаться как можно дальше от показа мод. Возможно, поближе к еде.

И определенно ближе к бару.

Я обошла стороной бар и направилась мимо дефилирующих среди гостей манекенщиц Диора. Официант предлагал микроскопические картошенки, украшенные икрой со сметаной.

Почему вся еда на этом приеме такая малюсенькая?

Я направилась к официанту, но, сделав всего один шаг, встала как вкопанная. Кто-то наступил на мой подол.