– Холмс, опять вы за свое! Я не могу позволить вам вот так сидеть и порочить умственные способности женщин. Вспомните отважную молодую гувернантку мисс Вайолет Хантер![56]Вы сами называли ее храброй, умной девушкой выдающихся способностей.

Холмс вновь взял в руки трубку и улыбнулся:

– Судя по точности, с которой вы привели мои слова, могу заключить, что вы просматриваете свои записи с описанием расследований, в которых мы принимали участие. Что вы собираетесь делать с этими рассказами?

Я слегка рассердился:

– Если вы не возражаете, быть может, я их когда-нибудь напечатаю.

– Не возражаю – если в них все будет точно так, как происходило на самом деле. Да, я помню Вайолет Хантер. Не стану спорить, она была умной и отважной, но до Ирен Адлер ей далеко. Не исключено, что мадам Ирен обладает такими талантами, о которых мы даже не подозреваем. Однако, при всем при этом, она остается женщиной и, как все женщины, в первую очередь полагается на интуицию и чувства. Именно поэтому она и проиграет.

– Я запомню ваши слова, – с ноткой сарказма заметил я.

– В скором времени вы, Уотсон, сами убедитесь, что мадам Ирен, выйдя замуж, буквально ослепла от радости, в силу чего не осознает всю уязвимость ее теперешнего положения… Отчего вы расстроились? Выше нос! Никто никому не причинит вреда. Кроме того, мы ведь не собираемся отнять у нее нечто по-настоящему ценное. Впрочем, не буду отрицать, мне будет приятно, если кроме фотографии мы обнаружим у нее в тайнике еще какое-нибудь сокровище. Не надо на меня таращиться, Уотсон, такое действительно возможно.

Холмс улыбнулся, словно бы смеясь над самим собой. Что вызвало его улыбку, осталось для меня загадкой. Очень часто мой друг не отличался разговорчивостью, пока ему не становились известны все детали дела. Сейчас был именно тот случай: прославленный детектив явно чего-то недоговаривал, будто лелеял надежды на нечто такое, о чем даже не осмеливался сказать вслух. Он дразнил меня намеками, прекрасно зная, что у меня не хватит остроты ума их понять, не говоря уж о том, чтобы, соединив их воедино, прийти к нужному выводу.

– Итак, – хлопнул в ладоши Холмс, – мадам Ирен всего-навсего лишится фотографии, которая теперь для нее, женщины замужней, все равно утратила всякую ценность. Это просто превосходно, поскольку, возможно, теперь она больше не собирается отомстить королю, хотя я и допускаю, что у нее могут иметься вполне серьезные основания для подобного желания. Я также надеюсь, что она не захочет мстить мне, ведь, насколько я слышал, истинная любовь лечит все раны. Завтра утром нас, Уотсон, ждет победа. Как минимум, мы вернем его величеству скандальную фотографию, тем самым отработав воистину королевский гонорар, который уже получили от него.

– Пожалуй, я могу садиться за рассказ прямо сейчас, не дожидаясь завтрашнего дня. И так уже ясно, чем все кончится.

– Можете, конечно можете, – моргнув, ответил Холмс, – однако я советую вам все-таки подождать. Сколько завтра появится новых деталей и подробностей, столь милых сердцу писателя. А сколько нюансов! Кроме того, надеюсь, будут даже сюрпризы. Да, я надеюсь, что будут и они. Только представьте, как удивится мадам Ирен, когда обнаружит, что ее очаровательный тайник опустел. Вы совершенно правы, Уотсон, мне следует задержаться и посмотреть на ее реакцию. Это будет по-джентльменски.

С этими словами он откинулся на спинку кресла, прищурил глаза и с довольным видом усмехнулся чему-то неведомому мне.

Настал самый счастливый из дней – и самый печальный.

Я оставалась одна, и предстоящее задание требовало от меня мужества и отваги.

Ничего более безнравственного и бесчестного мне еще не доводилось совершать, однако при этом я знала, что содеянное доставит мне ни с чем не сравнимое удовольствие.

Впрочем, обо всем по порядку. Самое интересное лучше приберечь на конец. (На самом деле, это совершенно необязательно, но годы дружбы с Ирен Адлер даром не проходят, и я хочу создать по-театральному напряженную атмосферу.)

После того как Джон загрузил багаж Ирен в ландо, мы (Ирен, Годфри и я), вместо того чтобы отправиться по кроватям, всю ночь просидели без сна. Устроившись в гостиной у камина, мы лакомились булочками, съев все, что сумела отыскать миссис Ситон. Годфри привез большую, в две кварты[57], бутылку шампанского, и, боюсь, я немного хлебнула лишнего. В какой-то момент я сходила в столовую и принесла оттуда клетку с Казановой, чтобы он тоже послушал, как Годфри рассказывает историю про завещание Маттерворта, в которой попугай сыграл столь важную роль.

– Кусты в виде попугаев?! – веселым голосом недоверчиво восклицала Ирен, причем повторила она это столько раз, что через некоторое время к ней присоединился и Казанова. Попугай давно уже всем доказал, что с легкостью запоминает всякую чепуху.

Мы смеялись, вспоминали, судачили о том, какие будут лица у короля и его несравненного агента Шерлока Холмса, когда они заявятся завтра. Мы обсуждали планы Ирен и Годфри, которые на тот момент были вызывающе схематичны и приблизительны.

Они снова отправятся в Париж. «У нас будет настоящий медовый месяц», – объявил Годфри. Зазвенели бокалы. На пальце Ирен сияло обручальное кольцо. В какой-то момент блеск изумруда напомнил мне кольцо в виде змеи, которое носил король.

Часы пробили три, и я почувствовала, как у меня по спине пробежал холодок. Ирен успокаивающе положила руку мне на плечо.

– Нелл, ты будешь бесподобна. Пора заняться твоим преображением.

Мы поднялись с подругой наверх, в ее спальню, где я села за туалетный столик напротив зеркала и стала смотреть, как меняюсь на глазах, делаясь бледнее и старше. Ирен была настоящей мастерицей. Глядя на собственное отражение, я подумала: наверное, именно так я буду выглядеть в будущем. Однако, несмотря на перемены, мое выражение лица хранило знакомую решимость, которая, как я надеялась, не ослабнет с течением лет.

– Мужчинам куда проще изменить внешность, – задумчиво промолвила Ирен, – у них есть усы, борода, бакенбарды, одним словом – есть с чем работать. Именно так мистеру Холмсу удалось вчера ввести меня в заблуждение. У нас, женщин, куда меньше пространства для маневра, за исключением тех случаев, когда нам нужно перевоплотиться в мужчин или же когда мы наносим макияж. Впрочем, макияж это совсем другое дело.

– Ты уверена, что мистер Холмс ничего не заподозрил, когда ты пожелала ему спокойной ночи?

– Уверена. В противном случае он уже давно был бы здесь. Я не осмелилась оглянуться, но думаю, он удивился, и ему стало интересно, кто его смог узнать в образе старого священника. Само собой разумеется, было уже темно, а он стоял спиной к улице на пороге собственного дома и потому, видимо, счел, что прохожий узнал доктора Уотсона и решил, что человек рядом с ним – не кто иной, как Шерлок Холмс. Представляю, как он будет бранить себя завтра, когда прочтет мое письмо!