– Что ты им сказала?!

– Да ничего особенного: «Доброй ночи, мистер Шерлок Холмс!» После этого я прибавила шаг и свернула за угол, где меня поджидал Джон. Итак, нам с Годфри нужно немедленно уехать. Давай-ка займемся сборами, так чтобы, как только придет Годфри, мы могли сразу же отправиться в дорогу.

– Ирен…

Прощаться времени не было. Подруга уже спешно поднималась по лестнице – в одной руке она сжимала котелок и шарф, а в другой – содержимое тайника.

– Боюсь, мне придется бежать в женском обличии, – сообщила мне она из спальни. – Я же выходила замуж за Годфри, чтобы избежать кривотолков.

Пока она снимала мужской наряд, я набила один чемодан всем самым необходимым. И зачем, спрашивается, я убила столько времени, сортируя одежду?

Ирен принялась расстегивать рубашку и вдруг схватила меня за плечи. Я посмотрела ей в лицо. Я чувствовала себя слишком опустошенной, чтобы до конца прочувствовать наше скорое расставание. Вдруг подруга одарила меня той хитрой и одновременно задумчивой улыбкой, что всегда, с одной стороны, вселяла в меня ужас, а с другой – уверенность, а также предвкушение чего-то неожиданного.

– Милая Нелл, я отдала бы все на свете, чтобы увидеть, как сюда явится мистер Шерлок Холмс и обнаружит, что птичка упорхнула из гнездышка. Все бы отдала! Честно! – Ее улыбка стала шире, а голос сделался сладким как мед. – И кто же сможет мне честно во всех подробностях рассказать об этом чудесном моменте моего триумфа? Могу ли я положиться на тебя, моя милая подруга? Согласишься ли ты дозволить мне немного изменить твою внешность, чтобы ты сыграла роль брошенной служанки, которая впустит охотников в оставленный хозяевами дом? Немного белой пудры на волосы, с дюжину мелких морщин…

Развернув меня к большому зеркалу, Ирен принялась посыпать пудрой для лица мои темные, цвета мускатного ореха волосы. Клубящиеся белесые облачка пудры словно стянули юные, знакомые черты моего лица.

– Ничего серьезного… так, с десяток поверхностных штришков, чтобы тебя потом не узнали. Как-никак ты остаешься, а мы пускаемся в бега. Только умоляю, согласись сыграть роль служанки. Всего один разок. Один-единственный… Первый и последний раз. Клянусь!

– Странно. Очень странно, – заметил я Холмсу, который с торжествующим видом курил трубку. Мой друг уже успел скинуть с себя личину пожилого священника и теперь сидел передо мной в своем привычном виде.

– Вы правы. Для меня тоже стало большой неожиданностью, что кто-то обратился ко мне по имени и фамилии, когда я был в образе старика. Впрочем, я стоял спиной к улице. Возможно, человек, поздоровавшийся со мной, просто не посмотрел, с кем именно он разговаривает.

– Должен признаться, Холмс, мне стыдно, что мы провели добросердечную леди. Я сам видел, как она хлопотала над вашей «раной». Она проявила к вам сострадание, а вы ее обманули. Скажите, вас не мучает совесть?

– В гонке, Уотсон, победа достается тому, кто быстрее, а не тому, кто сострадательнее. Я вполне допускаю, что Ирен Адлер отличается не только внешней красотой, но и доброй душой, но я уже согласился вытащить короля из того положения, в котором он оказался благодаря собственной глупости… Впрочем, его рассказ об их отношениях и ее желании навредить ему не вполне соответствует моему впечатлению об этой леди.

– Неужели, Холмс? Быть может, вы согласились оказать помощь не тому, кому нужно?

Великий сыщик искренне рассмеялся:

– Уверяю вас, Уотсон, если бы вы сегодня оказались на моем месте в церкви Святой Моники, то пришли бы в полнейшее смятение. Когда мисс Ирен, или, точнее сказать, мадам Ирен протянула мне соверен за то, что я согласился быть свидетелем на их венчании, она это проделала с грацией ангела, ниспосылающего Божью благодать. Проделаю в монете отверстие и повешу на цепь с карманными часами – на память. Так вот, после венчания новобрачные кинулись благодарить меня так, словно я апостол Петр, впустивший их в рай. Меня – одетого как оборванца.

– И чем же вы их отблагодарили за столь доброе к вам обращение? Обманом. Впрочем, несмотря на то, что Адлер вступила в брак, мне все равно кажется, что ее нельзя назвать приличной, заслуживающей уважения женщиной.

– С моей стороны игра в полсилы была бы умалением умственных способностей этой женщины. Мадам Ирен более чем заслуживает внимательнейшего к ней отношения. Надеюсь, этот Нортон ее достоин.

– Судя по вашим словам, он весьма привлекательный мужчина.

– По внешнему виду нельзя судить ни об уме, ни о силе характера, – ответил Холмс, и в его голосе послышалась неожиданная для меня резкость. – За примером далеко ходить не надо, вспомните того же короля Богемии. Впрочем, должен признать, я очень доволен. У меня вышло сделать то, чего не удалось людям короля. – Холмс потер руки. – Нам лучше не засиживаться допоздна – вставать придется рано. Завтра утром я собираюсь нанести мадам Ирен неожиданный визит, прежде чем она успела в связи с замужеством переменить свои привычки и распорядок дня. Именно поэтому я по дороге домой попросил вас дать королю телеграмму. Понятное дело, особы королевской крови без повода в шесть утра обычно не встают, однако, думаю, его величество с удовольствием пожертвует сном ради того, чтобы получить назад фотографию.

– Так значит, все решится завтра утром?

– Мы явимся к мадам Ирен втроем. Я, вы и король. Нас проводят в гостиную, из которой, быть может, нам удастся сбежать, прежде чем хозяйка дома оденется и спустится к нам. Я не исключаю, что если король лично извлечет фотографию из тайника, это доставит ему особое удовольствие. Должен же я его чем-нибудь порадовать, учитывая, сколько он мне заплатил.

– И вы покинете дом, так и не встретившись с мадам Ирен лицом к лицу? Мне кажется, Холмс, это немного не по-джентльменски.

Он пожал плечами с той легкой небрежностью, с которой всегда относился к делам, касающимся женщин.

– Вы желаете, чтобы я встретился с ней лицом к лицу или же вам этого хочется самому?

– Старина, что вы такое говорите? Я же скоро женюсь!

– Но вы ведь не слепой, Уотсон, точно так же, как и я. Вплоть до сегодняшнего вечера вы не видели, за кем мы ведем охоту, а я с этой женщиной за день столкнулся дважды. В ваших вопросах я чувствую невысказанное пожелание того, что мне представляется в рамках этого дела совершенно неприемлемым. Напоминаю вам, мадам Ирен теперь замужняя женщина, ну а я – никак не жених. Прошу вас, сделайте одолжение и прекратите лелеять несбыточную надежду меня сосватать. Мы с мадам Ирен – противники, и таковыми останемся.

Докурив трубку, Холмс отложил ее в сторону. Немного помолчав, он заговорил с рассеянным видом, свидетельствовавшим о том, что мой друг пребывает в глубокой задумчивости:

– Разумеется, я должен признать, что Ирен Адлер – именно под этим именем я запомню ее навсегда – является величайшей из женщин. Однако ее поступки, как и у большинства представительниц ее пола, зависят от чувств, и потому они недальновидны. Когда речь заходит о делах, в которых решающим фактором является разум, эти чувства неизменно ее подводят.