— Друзья мои! Я увидел не разгром обоза, а священный обряд освобождения от тяжёлых кандалов на ваших ногах! Вот теперь я уверен, что вы готовы исполнить воинский долг! Вперёд, друзья мои! Нас ждут героические дела и новая военная добыча!

В полдень войско тремя колоннами отправилось в сторону Индии…

* * *

На этом автор готов завершить историю об Александре Македонском, но есть ещё кое-что…

Глава семнадцатая

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

За тринадцать лет непрерывных походов и сражений молодой царь крохотной по размерам Македонии завладел Балканами, островами Эгейского моря, Месопотамией и Египтом, северной частью Аравийского полуострова, Передней Азией и южными районами Центральной Азии, включая территории современных государств Узбекистан, Таджикистан, Афганистан, Индия. Добравшись до нижнего течения Инда, завершил полководческую миссию, уготованную Зевсом, после чего Избранник Вечности вознёсся на божественный пьедестал, стал Александром Великим.

В основе последующих примечательных историй его биографии лежат извлечения из трудов античных авторов: Аристобула, Арриана, Демосфена, Диодора, Каллисфена, Клитарха, Курция Руфа, Онесикрита, Плутарха, Птолемея, Страбона, Хареса и других, исполненных на основе воспоминаний очевидцев или пересказов историй, выдуманных или достоверных.

АЛЕКСАНДР И СКИФЫ

Путь в Бактрию лежал через приграничную со скифами реку. Перед выходом из Хагматана к македонскому царю явились трое кочевников, сказали, что они посланцы царя скифов. Передали его слова, что македоняне, если хотят перейти реку, должны заплатить дань — по золотой монете за каждого воина, коня всадника и животное в обозе. Александр ответил, что непременно исполнит всё, что требовал их царь. Пусть ожидают.

На другой день с войском отправился в Скифию. Дошел до реки, где велел строить крепость.

На противоположном берегу появились кочевники; метали в македонян стрелы из дальнобойных луков и камни из пращей. Громко и вызывающе оскорбляли воинов Александра, называли трусами, вызывали на поединки.

Прорицатель Аристандр, рассмотрев при гадании на печени барашка плохие знаки, удерживал царя, призывал не поддаваться. А тот ответил:

— Я не хочу показаться посмешищем перед варварами, каким когда-то стал Дарий Первый, отец царя Ксеркса. Лучше принять смерть, чем слушать оскорбления, мне, покорившему всю Азию!

Велел готовить плоты для переправы. Посадил на них всадников и небольшие осадные машины, которые с середины реки обстреливали скифов камнями и копьями. Скифы смутились от натиска, отступили. А когда македоняне высадились на другой берег, Александр отправился в погоню. Кочевников догнали, окружили и, кто не сдался в плен, убили.

Вернувшись в лагерь, царь с насмешкой обратился к прорицателю:

— Ты запрещал мне переходить реку, говорил, приметы плохие. А я жив и здоров.

Аристандр с укоризной покачал головой.

— Я не могу толковать божественные знамения по-другому, даже если этого хочет царь.

К вечеру Александр неожиданно почувствовал недомогание; заболел, пылал внутренним огнём. Лекарю признался, что во время скачки по степи его одолела жажда. Сильно вспотел, с головы до ног, и с наслаждением испил студёной родниковой воды.

Жизнь царя, уже в который раз, оказалась в опасности. Болезнь протекала тяжело и долго, но врач Филипп выходил его.

* * *

История со скифами на этом не закончилась. В расположение македонского лагеря прибыла группа кочевников, назвавшихся тоже скифами. Привезли богатые дары от своего царя. Объяснили, что в прошлый раз приходили не скифы, а разбойники, обычные грабители торговцев и путешественников. Царь Скифии сожалеет и просит мира для своего народа. В залог предлагает в супруги дочь Минитию. Если Александр желает, свадьбу можно устроить сейчас; она прибыла вместе с посольством. И пусть ещё позволит своим полководцам соединиться браками с дочерьми придворных царя Скифии.

Александр вежливо отказывался от женитьбы, говорил, что у него есть супруга, объяснял ещё большой занятостью. Но скифский царь настаивал, ради мира и дружбы между Великой Македонией и Великой Скифией.

Скифские послы гостили в македонском лагере тринадцать дней, и всё это время дочь скифского царя оставалась в шатре Александра. А когда он войском отправился дальше, на Восток, Минития вернулась в отчий дом. По истечению срока, определённого природой, она родила сына, крепенького и светловолосого. Скифы со всей степи радовались такой удаче вместе со своим царём.

ЗАГОВОР ФИЛОТЫ

В армии давно бродили слухи о том, что Александр забыл, что он царь македонян, а не персов. Ему по душе оказалась азиатская тирания, делающая свободнорожденных людей безропотными подданными, рабами. Среди придворного окружения появились недовольные…

Молодой человек из древнего македонского рода по имени Лимн оказался одним из тех, кто не одобрял ни подобного поведения Александра, ни его намерения продолжать войну «до последнего врага». Иногда на дружеских пирушках неосторожно высказывался по этому поводу и даже говорил, что македоняне могут иметь лучшего царя. У Лимна созрел замысел избавить Македонию от деспота, чем поделился с самым близким другом — Никомахом. Друг не возразил, и тогда Лимн стал с ним советоваться, что лучше употребить в качестве орудия убийства — яд или кинжал…

На трезвую голову, Никомах вспомнил разговор и ужаснулся, что оказался причастным к возможному заговору против царя. Со страху открылся старшему брату, Кебалину, который сразу понял опасность для него и для себя и отправился в резиденцию, чтобы предупредить нежелательные события.

Кебалин встретил своего товарища Филоту, одного из приближённых Александра, который не обрадовал его — царь в эти дни отсутствует. Спросил, зачем понадобился. Кебалин передал Филоте суть дела, попросил рассказать об опасности со стороны Лимна, а роль брата Никомаха охарактеризовал как недоразумение.

Неизвестно, почему Филота так и не нашёл возможности сообщить царю о визите Кебалина. Лишь через семь дней Александр узнал о «заговорщиках» от пажа Метрона, которому сообщил всё тот же Кебалин, обеспокоенный долгим молчанием Филота.

Немедленно послали стражу за Лимном. Но кто-то опередил — юноша лежал на земле с перерезанным горлом… Александр рассвирепел: получалось, не один Лимн участвовал в подготовке убийства царя! Есть сообщники! Кто-то же хотел, чтобы Лимн замолчал? Помимо Филоты подозревать некого. Одно смущало — ближайший друг царя и сын известного полководца Пармениона, каким являлся Филота, мало подходил на роль участника заговора. Вроде бы нет повода!

В такой ситуации, когда в преступлении обвинялись военные, их судьбу решал не царь и не обычный суд, а Совет военачальников или Общевойсковое собрание. Бездоказательно брать под стражу кого-либо из командиров не представлялось возможным. Филота был одним из таковых, мужественный воин, неустрашимый командир фессалийских всадников. Александр тоже не верил в предательство Филоты, хотя допускал участие в неблаговидных для царя разговорах. Но, поскольку случай обрастал всевозможными слухами в армии, надумал использовать его в собственных