— Не волнуйся за меня, старик, — ответил Александр, — я никого не люблю, кроме самого себя. Решу, как поступить. Но позволь спросить, ты всю тысячу лет сидишь в этой пещере?

— Да, Александр.

— Вот почему ты выглядишь слабым. Ты используешь своё бессмертие для себя! А я нужен всем, от моего слова зависят судьбы народов мира. Вот в чём разница между нами!

С этими словами он отстранил старца и окунул ладони в Источник. Набрав пригоршню, выпил и прислушался, как звонкие капли упали на камни пещеры…

Через мгновение ощутил покалывание по всему телу… Увидел, как родник стал быстро наполняться водой; он увеличивался в размерах и превратился в бурный поток. Пол пещеры постепенно заполнялся водой… Родниковые струи мягко подхватили и понесли к стене, которая в последний миг раздвинулась, и поток выплеснулся вместе с Александром наружу… В подробностях запомнил, как уверенно держался в сильном течении, куда-то плыл и понял, что оказался посреди Океана…

Царь проснулся с необычным ощущением. Послал слугу за Аристандром, чтобы растолковал сновидение. Как обычно, прорицатель начал издалека:

— Если видишь во сне родник, это обещает для тебя лучшие перемены в жизни, дальнюю дорогу в новый мир людей и ощущений. Бьющая из-под земли прозрачная вода снится человеку, когда его переполняют божественные устремления.

Аристандр пояснил, что, поскольку родник находился в пещере, царю предстоит пережить необыкновенные испытания в новых походах. А то, что он выбрался из пещеры, это предвещает успех в деяниях. Царь плавал в Океане, не тонул, тогда он справится с трудностями, какие встретятся в задуманном им походе. И всё-таки спросил у Александра с озабоченностью:

— Когда плавал в Океане, увидел берега?

— Это имеет значение?

— Если не увидел, я предполагаю, что ты не сможешь исполнить всё, что хотел.

Отпустив прорицателя, царь подумал, что он знает, куда направиться дальше. Но окончательное решение, по древнему праву, оставалось за военной элитой.

* * *

На Совет прибыли полководцы, военачальники и командиры разных родов войск, наделённых полномочиями воинов решать судьбу войны и мира. С непроницаемо суровыми мужественными лицами они озабоченно ожидали от царя заявлений. А он неожиданно начал с того, что поблагодарил за службу, удивив всех. Почётными золотыми венками отличил телохранителя Певкеста и военачальников: Леонната, Неарха, Гефестиона, Лисимаха, Пердикку, Птолемея. Командирам отрядов за бесстрашие в сражениях вручил ценное оружие, дары. Вспомнил о погибших героях, обещал пожизненные льготы семьям. Не забыл больных воинов, раненых и ветеранов, поручив казначею выделить каждому монет из царской сокровищницы. И только потом перешёл к вопросу, волновавшему всех.

— Вы заблуждаетесь, если думаете, что война в Азии завершилась, — уверенно заявил он. — Согласен, вы разгромили сильнейшую армию персов, лишили их флота, овладели побережьями морей. На земле, которую за эти годы обрела Македония, поставили гарнизоны, строим города, заселяем их нашими колонистами. Мы добились больше, чего в начале войны собирались получить! Но это вовсе не означает, что мы должны воткнуть мечи в землю, ждать, пока они проржавеют. Справившись с одним врагом, мы получаем нового, потому что покорённый враг никогда не согласится с нашей волей. Мы всегда должны быть настороже!

Перекрывая гул голосов военачальников, кто догадался, о чём пойдёт речь, он повысил голос, заговорил встревоженно, торопливо, будто боялся, что его не дослушают:

— На границах Персии — в Бактрии, Согдиане* и Хорезме* — зреют мятежи и заговоры, рассчитанные на поддержку скифов, давних союзников Персии. Разве нам не нужно заставить скифов уважать нас? Но когда не останется ни одного неприятельского народа или племени, я сам скажу вам: «Всё! Конец войне!»

Удивлённые его горячностью, хилиархи и командиры — старые, пожилые и молодые, израненные в бесконечных схватках, притихли. Некоторые опустили глаза, молчали, стараясь не выдать настроения. Они ждали от Александра правды — её услышали, а теперь не знали, как с ней поступить. Оставалось ожидать мнения военачальников.

Молчание затянулось; никто не осмеливался говорить первым. Им оказался Парменион.

— Александр, под твоим началом мы справились с поручением Коринфского союза, и теперь Македония и Греция могут заняться собственными делами. Персия наказана и нам уже не страшна. Если есть хороший результат, к чему испытывать терпение армии? Пора возвращаться домой.

Члены Совета оживились, стали высказываться один за другим. Все говорили или намекали, что у людей, занятых войной семь лет, есть предел физических возможностей. Отправляясь в поход, никто не предполагал настолько задержаться на чужбине. Дома ждут жёны и подросшие дети, у кого-то родители умерли, семейные дела требуют личного участия…

Масла в огонь подлил командир вспомогательного войска Кен.

— Ты знаешь лучше нас, сколько воинов пошли за тобой вначале, и посчитай, сколько сейчас осталось, — почти кричал он. — Кто погиб, а кого поселили навсегда в гарнизонах чужих городов и новых городах; они не имеют возможности попасть в Македонию. А сколько моих товарищей умерло от ран, болезней и безвестно пропали на пути к нашей победе? И ты ещё призываешь нас к продолжению испытаний? Услышь нас, Александр! Не все из нас разделяют твоё желание воевать дальше с врагами, которых мы пока не знаем и которые нам ничего плохого не сделали. Мои друзья мечтают вернуться домой. Хотят отдыха, насладиться славой и богатством, достойной наградой за мужество. Разве это плохо — желать себе прожить закат жизни с родными, женами и детьми? Откажись, Александр!

Товарищи пытались остановить Кена, а он будто не замечал серьёзности ситуации, продолжал говорить, смотря царю в глаза:

— Ты хочешь убедить нас, что война ещё не завершилась? А ты не думаешь, что каждому походу наступает конец, а победам — предел? И что тем воинам, кто снова пойдёт за тобой, к тому времени будет много лет? Они постареют, как и ты, и все эти чужие земли им будут ни к чему. Александр, я люблю тебя, как все македоняне, но не настаивай на том, чтобы мы шли дальше за тобой против нашей воли!

Выступление Кена дало повод командирам высказываться как кто желал. Их возмущённые речи были похожи на прорыв дамбы весенним паводком. Царь молчал и слушал; побледневшее лицо свидетельствовало о душевном потрясении. Он не предполагал такое выслушивать.

Последним выступил Птолемей с намеренно примирительной речью:

— Александр, ты услышал тех, кто представляет большинство в армии. Если развернёшь армию к Македонии, воины одобрят твоё решение. Но мы уверены, что ты поступишь по-своему. Как потомок Геракла ты чувствуешь в себе его силу, жаждешь подвигов. В таком случае споры с тобой, как и наши советы, неуместны. Я прошу тебя об одном: поступай так,