Однажды Аркан застал Ксеркса сидящим в одиночестве у окна. Вытянув шею, зверь смотрел на улицу. На Аркана Ксеркс не обратил никакого внимания, но когда тот позвал воспитанника, Ксеркс посмотрел на него таким тоскливым и отчаянным взглядом, что смотрителю стало не по себе. Заключенные так смотрят за забор зоны. Те, которым сидеть бесконечно долго. Которые не дни считают, а годы. И потому им кажется, что придется сидеть до конца дней своих.

Аркан никак не мог понять, зачем зверье уродуют. Хищник должен оставаться хищником, сколько ему уши ни подрезай и ноги ни вытягивай, человеком он никогда не станет. Эти, блин, с позволения сказать ученые опыты до добра не доведут. А может, он чего не понимал, у него-то и образования было пять классов да коридор, только вот жалко ему было пантерят, ясно же было, что если ими Михиль заинтересовался, то ничего хорошего пантерятам от этого зверя ждать не приходится.

Михиль был из тех, кто в любом раю свою помойку найдет. И рыло в ней измажет. Свое и чужое.

Стоял сентябрь.

Дожди еще не начали полоскать землю, но все чаще над городом повисали серые обложные тучи, и у горизонта, там, где колючим пауком распластался сосновый бор, полыхали зарницы. На рынке в изобилии продавались свежие грибы — от опят до разлапистых груздей. Порой казалось, что весь рынок пропах грибами. Аркан сам был деревенским, его неудержимо тянуло в лес — побродить по лесным тропинкам, впитывая легкими здоровый грибной дух, посидеть на пригорке, глядя, как муравьи готовят свой муравейник к затяжным зимним холодам, посмотреть, как плывут меж деревьев золотистые паутинки. Но уходить из дома надолго Михиль ему запретил, да и пантерята уже подросли и требовали все большего ухода и заботы. Теперь они выглядели совсем уже странно. Все чаще они ходили на двух лапах, а когда становились на четыре, то Аркан видел, как мешают им принять привычное зверю положение неестественно удлинившиеся задние лапы. Да и обычные для зверей подушечки с втянутыми в них когтями тоже удлинились и кисти лап все больше напоминали окарикатуренные человеческие руки.

И все же они оставались зверьми. Это были умные и сильные хищники, но не более того. Правда, сообразительность у них выработалась невероятная, Аркану порой казалось, что звери его понимают куда лучше, чем он сам понимает их. Но это еще ничего не значило, в детстве у Аркана была собака по кличке Чупик. Так вот эта дворняга понимала его не хуже. Даже сигареты у сидевших на вечерних скамеечках мужиков Аркану воровала. Вместе со спичками.

А в доме изменения происходили вполне понятные. Глазки на кролах выращивать продолжали, но уже в меньших объемах. Все большее внимание уделялось детенышам пантеры. Но и тут происходили определенные изменения. То ли обучение пантерят подходило к концу, то ли Михиль усек наконец нехитрую истину про зверя, которого, как ни корми, все в лес тянет, но учителка в доме стала появляться реже, а когда появлялась, то вела себя уже не так надменно, как в первые месяцы. И с лаборантами Ирина Викторовна разговаривала более любезно, только те, похоже, все никак не могли забыть буркановского воспитания и заговаривали с учителкой лишь по большой необходимости. Похоже, что этой прошмандовке моргучей вышел полный облом: господа ее кинули, а крепостные боялись. Так оно всегда и бывает, лезешь на верхушку дерева, а потом думаешь — на хрена я туда забрался? С высоты падать больнее, Ирина Викторовна этого по молодости не усекла, и только сейчас до нее начинало доходить. А истина нехитрая, если на зоне петуха ласкового вор пригрел, то это не значит, что в один прекрасный день обласканного не пустят по кругу. Благосклонность, она вещь временная, от человеческого настроения зависит. Или от разных житейских необходимостей.

Доктор Ланской внезапно озаботился физическим состоянием своего подопытного зверья. Не понравилось ему, что пантерята ведут малоподвижный образ жизни. Комнату, где проводила со зверьми свои умные занятия Ирина Викторовна, освободили и сделали звериным спортзалом, а Аркану отвели роль дичи, на которую пантерята азартно охотились. Хорошо хоть ватные штаны и куртку дали — когти и клыки у пантерят были уже совсем не молочными и выданной спецовки хватало от силы на одно-два занятия, только вата из нее клочьями летела, когда вошедшие в раж пантерята принимались Аркана драть. При этом они так грозно рычали, что Аркан с опаской начинал подумывать о целостности собственной шкуры. Пусть потомство Багиры и в кентах его числило, в полной мере дикому зверю доверять никогда нельзя. Мало ли чего у него на уме! Порой Аркан уже всерьез считал, что с его опытом он вполне может работать если не цирковым дрессировщиком, то его ассистентом. В крайнем случае его в любой питомник служебного собаководства в качестве «куклы» с удовольствием взяли бы.

Однажды Аркан застал любопытную сценку. Пантерята в его комнате стояли у стола, упираясь в края стола когтистыми лапами, и Миами недовольно рычала на братьев, словно сердилась на них за что-то. При скрипе петель открываемой двери самочка смахнула на пол книгу, и смущенная четверка галопом бросилась из комнаты. Аркан подобрал книжку — это была довольно интересная повесть какого-то иностранца по фамилии Дарелл. «Перегруженный ковчег» она называлась. Аркан лег на постель и попытался понять, что в этой книжке пантерят заинтересовало, тем более что с картинками в ней было не густо. Полистав книжечку, он задремал, а проснулся из-за того, что во дворе дома рычал двигателем грузовик.

Аркан настороженно выглянул в окно. Ворота распахнули настежь, и на двор въезжал грузовик с крытым брезентом кузовом. Из кузова трое здоровых мужиков в пятнистом камуфляже вытащили стальную клетку. Прутья у клетки были толстыми, как решетка в БУРе, и засовы на двери были из широкой нержавейки. Аркан почувствовал тревогу и звери тоже почувствовали тревогу. Пантерята закружились в клетке, а Миами спряталась за мать и принялась жалобно мяукать, словно голодный котенок.

Следом за грузовиком во двор въехала черная легковушка, из которой толстеньким чертиком выскочил Михиль в камуфляже и армейской панамке. Михиль был подпоясан широким ремнем, и на ногах у него чернели высокие армейские ботинки. Он открыл заднюю дверцу, и из салона грузно выбрался облаченный в такую же камуфляжку Илья Федорович. Если Михиль выглядел несколько комично, то Илья Федорович в камуфляже смотрелся почти генералом. А может, он и был им, хрен его знает, кем он там в своей конторе по званию значился.

Из кузова вылезло три мордоворота, каждый сам себя шире. Мордовороты установили клетку напротив задней двери дома, а по коридору уже затопали, загрохотали. Потом дверь в комнату Аркана приоткрылась, и показалась растрепанная голова Витька.

— Слышь, Аркан, — сказал лаборант. — Тебя там Михиль кличет.

Михиль стоял в вивариуме, заложив руку в камуфляж. Наполеон, блин! За его спиной угрюмо возвышался Буркан во все той же камуфле. Морда у него была надменная и злая, как у обиженного бульдога. Ильи Федоровича видно не было, наверное, он к Ланскому пошел, научные разговоры вести. Тот еще, блин, начальничек. Не зря даже Михиль перед ним порой на цирлах стоит. Михиль, будто понял, что Аркан думает про него, глянул на своего батрака с раздражением и брезгливостью, точно барачную вошь изловил.