Летье перекинул рычажок. Далее катапульта действовала сама: с лязгом обойма передвинула контейнер, он лег в затвор, вокруг сомкнулись соленоиды. Удар магнитного поля, от которого шатнуло пол под ногами, выбросил врача-биолога Марину Плашек в звездный Космос.

– Галина Крон, товсь!

– До свидания, товарищи! До свидания, Тони! – Голова девушки скрылась под водой.

Далее все было так же.

– Прощай, Галинка, – тихо сказал Летье, перебросив рычажок.

Женщина замолчала.

«Что же дальше?» – чуть не спросил Остап, но вовремя спохватился. Дальше не было ничего. Ничего, которое длилось полвека, пока Марина Плашек не открыла свои прекрасные серые глаза здесь, в Астрограде.

Было уже за полночь. Автомат городской осветительной сети одну за другой выключал шеренги уличных фонарей. Казалось, ночь улица за улицей стирает световую карту города. Вскоре остались только алые сигнальные точки на радиомачтах, кое-где светились окна в домах, да вовсю сверкали в небе звезды и огни Космосстроя.

– Смотрите! – Марина показала рукой.

На востоке, там, где россыпь звезд обрывали черные изломы и зазубрины гор, поднималось неяркое созвездие Скорпиона. В нем над пунктиром из мерцающих звездочек оранжевой углинкой костра пылал звездный гигант Антарес.

Председатель Искра по-новому смотрел на знакомую картину. Выходит, где-то поблизости Антареса в действительности находится эта загадочная Г-1830, которая вырабатывает антивремя и вбирает лучи?

– Скажите, товарищ председатель, – спросила Плашек, – а как бы вы действовали в такой ситуации? На нашем месте, на месте Ивана… капитана Кореня?

– Серьезный вопрос, – усмехнулся тот. – Сразу и не ответишь…

Но оба астронавта смотрели на него так требовательно, что он понял: пустяками здесь не отговоришься. Для них его ответ – оценка экспедиции, их дел, их жизни.

Глава Звездного комитета задумался; он еще раз перебрал в уме все, что знал об этом и что ему рассказали сейчас. Поднял голову:

– Знаете, а вероятно, так же.

Это было на Земле, в Астрограде, в сентябре 2117 года.

Через 69 лет после старта «Буревестника» (тогда – безымянного экспериментального звездолета). Через 52 года – полвека! – после того, как астронавты обнаружили, что летят не туда, переиграли все, отправили троих в Солнечную в глыбах льда. Через 39 лет после пролета «Буревестника» около Солнца, отправления радиограмм, в которых мало что поняли.

Через 6 лет после достижения звездолетом подлинной Г-1830 и вероятной гибели корабля и троих астронавтов там.

Для троих прилетевших в глыбах льда эти полвека сократились буквально до нескольких дней; однако в большом мире они прошли наполненные событиями. И им – Марине, Галине, Марту – далее предстояло жить, как всем, рутинно, день за днем.

…И Искра был не слишком уверен, поэтому и употребил слово «вероятно».

На заседании Звездного комитета его сообщение и рассказ троих (в основном Марины Плашек) были выслушаны со скептическим интересом. Предложение послать в том направлении, в сторону Антареса, если не звездолет, то автоматическую наблюдательную базу… вообще хоть что-нибудь – не поддержали.

Да что он – Галина Крон, когда родила сына, а Марина рассказала ей о том, что до тех пор скрывала, тоже не очень поверила. Не по той причине, по какой усомнились другие: ей просто очень не хотелось, чтобы Летье, ее Тони, не был жив. А выходило, что уже годы минули от его конца. Она к этому не была готова – и не хотела быть готова. Она такое намечтала: ладно, пусть сама постареет, со временем не поспоришь, но Тони вернется, увидит своего сына… а по возрасту – младшего брата. Она будет им обоим как мать и старшая сестра… Ну и все такое.

Марина осталась бобылкой – прекрасной легендарной бобылкой, внимания которой жаждали и добивались многие мужчины. Ее это мало занимало. Не повезло им с Иваном, не завязался тогда в последний час их горькой любви-расставания ребеночек. Свою неистраченную материнскую нежность она отдала Витьке, Витюшке, Виктору Летье, сыну Галины.

Но главное, она чувствовала себя если и не на «Буревестнике», то все равно во Вселенной. Это было не просто чувство долга: то, что они там открыли и поняли, было так громадно, настолько превосходило как ее личную жизнь, так и рутинную жизнь человечества, что не посвятить ЭТОМУ всю себя было невозможно.

И Галину настроила: в этом верность Тони и товарищам, не только сына растить. Они вдвоем – когда подрос Виктор, то втроем – ездили всюду, выступали с лекциями и докладами, писали статьи и письма, встречались с влиятельными людьми.

Когда стало ясно, что в «сторону Антареса» (так это всюду называли, избегая даже формулировки «в сторону истинного местонахождения звезды Г-1830») ничего не пошлют, сосредоточили всю силу своего убеждения на том, чтобы в нужный год – и в канун его – внимание наблюдателей Космоса по всей Солнечной было наиболее обращено к этим двум направлениям: к видимой в созвездии Тельца быстролетящей Г-1830 – и в СТРОГО ПРОТИВОПОЛОЖНОМ. Около Антареса. К созвездию Скорпиона.

Этого добились.

Стефан Март отошел от них. Его взяли на хорошую должность в Гипрозвезде.

Там он тоже доказывал свое: что звездолеты не дома́, поэтому наилучше их строить в полете силами участников полета.

А мир Земли, мир Солнечной жил себе, поглощенный обилием пустых проблем и дел. Марина, Галя и ее сын, как могли, поддерживали интерес к ИХ проблеме… да не их, а вселенской – но ведь от начала всего прошел почти век.

…И так минуло двадцать семь лет. Это был расчетный срок, в который должны исполниться прогнозы и надежды, разрешиться сомнения-недоумения.

Стефан Март и Остап Искра до этой даты, 2143 года, не дотянули. Марине было под пятьдесят, Галине сорок пять, обе седые; ее Виктору, подающему надежды теоретику в области пространства-времени, так похожему на отца, как раз двадцать семь.

Их всюду выслушивали с большим интересом. Расспрашивали. Размышляли, крутили головами. Но когда доходило до необходимости решать – все буксовало.

Как это, в самом деле: послать звездолет в сторону, противоположную той, где обнаружена целевая звезда! «Нас не поймут».

Бруно Аскер, затерявшийся в Космосе, теперь, когда он не мог занять чью-то кафедру и чье-то теплое место в науке, проходил на Земле и в Солнечной в докладах и монографиях как гениальный физик. Но и гениальным тоже следует быть в рамках – как и на портретах. А этот его замысел ни в какие не лез – и не признавался.

– Ну, сопоставьте, пожалуйста, размер и массу звездолета с размерами и массой звезды. Пусть и небольшой. Даже при релятивистском разгоне внедрение его в звезду будет булавочным уколом.