* * *

Закончив работы, они сошлись в отсеке управления. Попитались – позволили себе такую роскошь. Еды в холодильнике осталось еще на два пробуждения в пределах суток каждое.

– Радиограммы уже должны быть на Земле, – мечтательно сказал Тони. – Хоть одна какая-то дойдет. Частоты знают. Может, ответят, а?

– Они там еще долго будут раскумекивать, что к чему, – молвил Бруно. – Оглушительный же факт: звездолет не возвращается в Солнечную, а проходит мимо!

– Дело не в том, – сказал Корень. – Чтобы ответить, там надо собрать сверхантенну в Космосе. В сотни километров диаметром. Да не около Земли, а на орбите Плутона. Это работа на месяцы. Так что не ждите.

– Эх, под дождик бы сейчас, – неожиданно сказал Летье. – Босиком по лужам, как в детстве. «Дождик, дождик, пуще! Расти трава гуще!..»

– А на лужах от капель пузыри выскакивают, – поддержал пилота Аскер. – Веселые такие. И лопаются…

Корень поднялся; лицо было твердое.

– Ладно, все. Готовиться к анабиозу.

И «Буревестник» на многие годы снова погрузился в тишину и молчание.

Пробуждение вблизи Г-1830, на расстоянии пяти световых дней от нее, было последним; для них в их релятивистском сверхразгоне все дальнейшее длилось несколько часов.

– Побриться! Подчепуриться! Одеть чистое!.. – весело скомандовал Корень, когда его товарищи вылезли из баков. Сам он был выбрит, из ворота чистой рубахи выглядывала тельняшка; ее Иван хранил еще с флотской службы, надевал крайне редко – последний раз при старте «Буревестника». Сейчас он был энергичен и подтянут, глаза блестели.

– А то б мы без тебя не догадались, – искоса взглянув на него, буркнул Аскер.

Не имело значения, что они через несколько часов умрут. Важно было умереть оптимально. Не хуже, чем рассчитали и спланировали.

В эти десятилетия слепого полета были дежурные пробуждения – для корректировки курса. В предпоследнем Бруно обнаружил чуточное искривление курса. Несколько дней следили постоянно. Физик не разрешал исправлять курс: наблюдал, как меняется положение звезд-ориентиров, вычислял. Все стало ясно: это было отталкивание Г-1830, то предвиденное им антитяготение. Так звезда выдала себя: она именно там, куда летели.

Исправили курс, задали поправки гидроавтомату – и снова в контейнеры УЗП.

Припасы почти иссякли.

Вообще по обстоятельствам этих последних дней и часов своей жизни они почти что и не были людьми; так, на самый минимум поддержания тонуса и жизнедеятельности. Чтоб быть в форме. И тем не менее они сейчас были больше люди, чем все родившиеся на той планете.

Сама картина релятивистского полета, при которой яркое звездное небо было только впереди, тусклее по бокам – и там зримо менялось расположение ближних светил – и инфракрасно-черное позади, делала их звездными существами, людьми Вселенной.

Теперь, на подлете, звезду увидели и в носовой телескоп. Черная дыра, заслоняющая, будто заглатывающая окрестный звездный планктон. Она росла – и вскоре была заметна без телескопа прямо по курсу.

Тони хохотал в восторге, стоя в носовой обсерватории, хлопал себя по бокам, крутил головой.

– Ты чего? – озадаченно спросил Корень.

– Нет, ну ничему же нельзя верить, ничему и никому, даже звездам! Я ведь до сих пор, знаешь, все-таки сомневался: есть ли то, к чему летим? Доводы-то косвенные. А теперь вижу: вот она, чертовка. Но коли так, прочие-то звезды, каталоговые светила, кои заполняют небесное пространство… там ли они, сердешные? Есть ли они?.. Вот и верь после этого глазам своим!

И пилот снова засмеялся, закрутил головой.

Вскоре в телескоп заметили и другую быстро смещающуюся черную дырочку в трех десятках поперечников от звезды-дыры.

– Будь я проклят, но это же планета! – сказал Тони. – Планета Марины, а? И как теперь будет с тем ее парадоксом? Есть там кто или нет?

– Есть ли, нет ли, но если у нас получится, то ничего не будет: ни планеты, ни парадокса, – ответствовал Корень.

– Чепуха все это, кабинетщина, – поморщился Бруно. – Выбросите из головы.

Роли были четко спланированы и распределены. Главное, не дать Г-1830 своим антитяготением (которое все росло и около тела звезды будет чудовищно сильным) сбить звездолет с точного курса на ее центр. Не оттолкнуть, об этом при такой скорости не могло быть и речи, но – чуть сместить. А если они зазеваются, то проскользнут по касательной. И все зря.

Умирать им полагалось с наибольшим ущербом для Г-1830, не иначе.

Для этого Бруно Аскер впереди, корректирует все сносы движением маховика гидроавтомата – по перекрестию на центр черной дыры, Корень на корме единственным маневровым двигателем – тоже по перекрестию на видимый в инфракрасных лучах диск лже-Г-1830 позади, на ее центр. «Будем держать курс и в хвост и в гриву», – сказал капитан. И так до последнего, сколько хватит сил и жизни их.

И самая серьезная корректировка – при старте «Ласточки» с Летье. В нее сложили, упаковали дискеты с данными наблюдений, снимки, числа измерений.

Тони должен будет вывести разведракеты в тот «сектор Антареса», чтобы когда – и если – здесь появятся другие исследователи, им легче было ее искать. Ясно было, что отвернуть от звезды-дыры на такой скорости можно было только при самых больших ускорениях, которые, когда пойдет форсаж, пилоту не вынести – да и смысла пережить их особенного нет.

Как раз пошла самая интереснятина для съемок и замеров: та же «планета Марины» вот… Ничего, что разбираться в этом материале будут не они. Важно его добыть и сберечь.

…Первые межпланетные станции с Земли шли в дальний Космос, за Юпитер, Сатурн, Нептун многие месяцы. Их звездолет здесь одолевал такие дистанции за минуты.

Они еще успели постоять в обнимку в носовой обсерватории: Бруно в середке, Иван справа, Антон слева. Вращение выключено, веса нет, ноги держат на полу магнитные присоски в башмаках. Черная дыра Г-1830 впереди выглядела маленьким диском, с просяное зернышко. Дистанция была подальше, чем от Плутона до Солнца, – Летье помнил вид своего светила оттуда.

– Когда начиналось космоплавание, – задумчиво сказал Иван, – каждому, кто побывал на орбите, присваивали геройские звания. И слава на всю планету, награды… А что их интересный, содержательный полет по риску против героизма шедших в атаку солдат? У космонавтов погибал один из двадцати, а в атаках каждый третий. А то и второй. А то и все.

– Так за содержательность полета и награждали, – вступился за своих Тони.

– Ладно вам, говоруны, – сказал Бруно. – Антон, ты вот в «Ласточке» непременно говори что-нибудь.