Все трое замолчали. Наверно, было что-то подобное в душах капитана и пилота; умом решили, а подсознание противилось.

– А ведь это значит, что мы сейчас видим наше Солнышко в последний раз, – молвил Корень.

– Наше Солнышко и наши места… – добавил пилот.

– Вот-вот, – утвердительно кивнул физик. – Дозрели. А слова ничего, слова я подберу.

Он неявным образом теперь становился главным – как автор идеи.

– Тсс… – поднял руку Летье. Сбросил наушник, птицей взлетел на мостик, включил на полную громкость динамики открытой связи. Астронавты затихли. До сих пор антенны корабля улавливали только шум радиоизлучений Вселенной – шорох туч межзвездной пыли и ионизированного водорода, невнятный шепот угасших звезд и далеких галактик. Теперь сквозь этот фон, похожий на отдаленный шелест морского прибоя на галечном берегу, пробивались размеренные тонкие звуки: «Пи-и… пи-пи-пи… пи-и…» Вот пиканье прекратилось. Через минуту послышалось вновь.

– Приводной радиобуй, – прошептал Корень. – Включи противовращение, Тони.

Невесомость. «Буревестник» завис в пустоте, направив, как насторожившийся зверь, уши, параболоиды антенн к далекому Солнцу. Сигналы теперь шли уверенно и постоянно.

– Радиобуй сто восемьдесят шесть, – расшифровал морзянку Летье.

Аскер вывел на экран компьютера таблицы из «Каталога искусственных небесных тел», сменил их. Нашел.

– Приемник буя работает в полосе четыреста пятьдесят – четыреста пятьдесят один мегагерц. Чувствительность две тысячных пиковольта. Маловато, чтобы услышать нас!.. Далеко проходим. Буй через промежуточный астромаяк связан с навигационной станцией на Нептуне.

– Нептун!.. – Тони смотрел на динамики, как на чудо. – Это ж почти Земля, я там год работал!

В течение следующего часа поймали еще сигналы радиобуя 195, связанного с Титанией, спутником Урана, тоже на пределе слышимости. И это было все. Звездолет мчал мимо Солнечной почти со скоростью света, скоро уйдет из зоны связи – времени терять было нельзя.

Учли доплеровские поправки на скорость сноса, стали передавать. Голосом, компьютерными цифровыми импульсами, старой доброй морзянкой. Первую часть сообщения дал Корень:

«Внимание, Солнечная! Внимание, Солнечная! Говорит звездолет „Буревестник“, стартовавший к быстролетящей звезде Г-1830 в октябре 2048 года. Проходим на скорости 0,91 с мимо Системы. Установили, что яркость звезды убывает – повторяю: убывает – пропорционально квадрату расстояния при сближении с ней.

Соответственно уменьшается – повторяю, уменьшается – параллакс. Видимо, столкнулись с обратным течением времени. Курс изменен на обратный, в точку 268 градусов 35 минут галактической долготы, 14 градусов 15 минут северной галактической широты. Видимый ориентир – альфа Скорпиона Антарес.

Направляемся к истинному местонахождению звезды Г-1830, лучи которой направлены к ней. Повторяю: лучи Г-1830 направлены к ней. Три наших астронавта: Марина Плашек, Галина Крон и Стефан Март летят к Солнечной в анабиозных контейнерах; их скорость 0,3 с, прибудут ориентировочно в 2115–2117 годах. Следите за пространством в том секторе, в направлении созвездия Тельца. Перехватите их!

Капитан „Буревестника“ Иван Корень».

Вторую часть – на страх земным ретроградам – выдал Аскер. Грубым голосом в микрофон, набычившись, склонив лысину, как рога.

Передать закодированной в морзянку и цифровые сигналы эту часть не успели: корабль вышел из зоны радиосвязи. Поэтому сообщение Кореня хоть с грехом пополам, но уловили в Солнечной, а добавленное Бруно Аскером затерялось в пустоте.

За эти часы звезда по имени Солнце заметно переместилась. Теперь они удалялись от нее.

– Ничего удивительного, релятивистский эффект, – сказал Бруно. – Привыкайте, это отныне наша будничность. При 0,91 c мы по своему времени движемся со скоростью семьсот пятьдесят тысяч километров в секунду…

– Ого! – Тони присвистнул.

– …и за время от пробуждения прошли добрый десяток миллиардов кэмэ, то есть размер Солнечной. Далее будет еще круче.

И он изложил дальнейшую программу. Она была проста: разгоняться в экономическом режиме до исчерпания запасов антигелия. Удастся достичь скорости 0,995 с, а тем и 22-кратного релятивистского утяжеления. Будет с чем врезаться в ту звезду. И ускорение времени тоже. Эти поправки надо учесть и в графике Засыпание – Пробуждение…

– Хороши поправки – в десятки раз! – фыркнул пилот.

– …с приближением к Г-1830 даст знать себя ее гравитационное поле. Скорее всего, это будет антитяготение, отталкивание. Это чревато отклонением курса.

Так что важно не прозевать. Иначе наш полет превратится просто в глупость…

«…глупость, при которой мы останемся живы, – думал Иван, слушая физика. – Бессмысленно живы, летя неизвестно куда и зачем. Так что он прав: важно не прозевать. И не оплошать».

– Раз мы сейчас отхватили размер Солнечной системы за часы, – перебил он Аскера, – то при двадцатидвухкратном убыстрении это за десяток-другой минут, так?

– Да. – Тот понял, к чему это сказано. – На все действия у звезды Г-1830 – а еще неясно, что там и как и какие они будут, – у нас уйдут десятки минут. И на решения тоже. На такие, в которых нельзя ошибиться. На все про все.

– Хорошо. – Капитан поднялся. – Сейчас регламентные работы перед долгим анабиозом. Окончательно все планировать уместней в том пробуждении.

Они принялись за эти работы.

…А Солнце уходило, удалялось, желтело и тускнело. Грустно было сознавать, что оно такая же звезда, как все другие в Галактике. Никогда оно не станет для людей – и для них – просто звездой. Уходил, удалялся их мир: девять неразличимых отсюда планет, одна из которых Земля. Голубые реки и озера, зеленые леса, горы, моря… города, дороги, ветер, синее небо… и люди, люди, множество разных людей, незнакомых – и теперь особенно дорогих.

Кондиционированный воздух звездолета с нужным процентом влажности и хвойным запахом показался им затхлым; лица товарищей – серыми.