Разумеется, он будет учиться дальше. И делать все, что, по ее разумению, пойдет ему на пользу.

А разве могло быть иначе?

Но почему он испытал такое удовольствие, причинив ей боль?

На вечеринку подвалил еще народ – в гостиной стало так тесно, что Грэм вышел на балкон.

Ветер время от времени доносил запах гари – вероятно, огонь будет полыхать всю ночь. На горизонте небо озарялось кроваво-красными всполохами пожара.

Гости в доме по большей части уже начали танцевать, и тут к Грэму подошла незнакомая девица с бокалом вина в руке.

– Тебе, похоже, скучно, как и мне, – сказала она.

– Нет, в моем случае все куда сложнее.

– Ах! Ну тогда перед тобой полная противоположность! Меня зовут Лорен. У меня все просто. Я тут с подружкой, у которой остановилась на пару-тройку дней, она-то и затащила меня сюда.

– А я Грэм. Ты сама откуда?

– Из Сент-Луиса. Мы с ней бросили монетку – кто к кому поедет. Мне никогда не везло в азартные игры.

Лорен была довольно симпатичной: миндалевидные глаза, коротко стриженные темно-русые волосы, на предплечье татуировка в виде розы.

– Если тебе здесь совсем тоскливо, в городе полно классных мест, выбирай не хочу.

– Ты, верно, шутишь. Я уже имел удовольствие посетить парочку таких заведений и оба раза жалел, что не захватил с собой антидепрессантов.

Грэм сходил за бутылкой водки и налил себе и ей. Лорен, с которой он постоянно спорил, предложила ему разделить с ней по дорожке кокаина, и он охотно согласился. Затем, когда ему чуть полегчало под действием наркотика и алкоголя, он вернулся в гостиную, присоединился к танцующим и стал повторять их движения, не замечая ни минут, ни часов: ему было необходимо очистить голову от ненужных мыслей, отдавшись на волю ритмичной музыки и разделяя вместе со всеми мимолетное чувство восторга.

Так продолжалось до тех пор, пока кто-то не схватил его за руку, а взгляд густо-зеленых, как непроходимые джунгли, глаз не выманил его из скопища извивающихся тел и он покорно не последовал за ней – новой знакомой, которая потащила его прямиком в ванную комнату.

Лорен, едва закрыв за собой дверь, поцеловала его в губы. И Грэму, который под таким натиском чуть не свалился в ванну, оставалось только получать удовольствие от столь страстного поцелуя.

Наконец – прикосновение, наконец – тепло тела, наконец – то, за что можно уцепиться. Закрытые глаза – полное блаженство.

Без лишних проволочек Лорен расстегнула его джинсы и запустила руку ему в трусы.

Грэм резко ее оттолкнул – блаженство разом рассеялось, и в тусклом свете помещения без окон он вдруг увидел, что оказался во власти откровенно грубой похоти. Не сказав ни слова и даже не взглянув на Лорен, он рванул в коридор, схватил рюкзак и опрометью выскочил из квартиры.

Лучше сбежать, чем мучиться угрызениями совести.

Меж домов гулял холодный ветер, как обычно бывает зимними вечерами.

Грэм быстро шагал по тротуару, думая лишь о том, как бы поскорее добраться до мопеда Томми и вернуться домой.

Чтобы затем, запершись в четырех стенах своей комнаты, упиваться музыкой, вычурными поэтическими рифмами, привычными запахами и видом знакомых вещей.

Навстречу ему вырулила полицейская машина. Опасаясь, как бы его не задержали за чрезмерное употребление алкоголя, Грэм прижался к стене проеме и подождал, пока она не скрылась в ночи.

Неужели это пепел хлещет его по лицу? Неужели огонь совсем близко?

На улицах не было ни души, словно все жители попрятались по домам. Или выехали из города, чтобы насладиться видами пожара. А может, они все уже превратились в угли.

Грэм нашел мопед через каких-нибудь полчаса. Тронувшись с места, он помчался по тротуару, стремясь как можно скорее выехать из города и стараясь изо всех сил не поддаться действию алкоголя, который все еще растекался по его жилам.

Забыв впопыхах надеть шлем, он на скорости пятьдесят километров в час рванул вправо – и не успел ни посигналить, ни затормозить.

От удара Грэма швырнуло вперед метров на пять – прямо на проезжую часть.

И в следующее мгновение мир для него померк.

Грэм понял, что произошло, позже, когда, придя в себя, услышал крики какой-то женщины и увидел, как она склонилась над ним: лицо ее было размыто, как будто она находилась за мутным стеклом, и при этом ее голос звучал словно издалека: он спрашивала, все ли с ним в порядке и нужно ли вызвать помощь…

Все еще оглушенный после столкновения, Грэм взялся за руку, которую она ему протянула, и поднялся, заметив, что ничего не сломал – только ушиб руку, плечо и ободрал щеку. Со слезами на глазах женщина – это она сидела за рулем сбившей его машины – твердила, путаясь в словах, что не успела его разглядеть, что она только-только приехала из Канзас-Сити, узнав, что дом ее родителей сгорел дотла. Грэм заверил ее, что с ним все в порядке и ей незачем расстраиваться: он думал лишь о том, как ее успокоить.

Мопед Томми был разбит. Несмотря на то что Грэма слегка подташнивало, он уговорил женщину ехать своей дорогой и не переживать за него; он заверил ее, что живет неподалеку и вполне сможет сам о себе позаботиться.

Поскольку женщина спешила к родителям, она не мешкая направилась к своей машине, дробно постукивая каблуками по пустынной мостовой. Перед тем как тронуться с места, она последний раз смущенно посмотрела на него. Грэм вернулся к мопеду, взял его за ручки и оттащил к тротуару, чтобы не случилось новой аварии.

Он пошел дальше, совершенно не представляя, как вернется домой, ведь телефон он с собой не взял. Было около полуночи – мать наверняка уже спала, и о том, чтобы позвонить ей и попросить приехать за ним, не могло быть и речи. Во всяком случае, подумал Грэм, даже если бы он захотел, то все равно не смог бы с ней связаться. В голове у него немного прояснилось – только сейчас он понял, что для него все могло закончиться в мгновение ока, и оценил, насколько ему повезло.

Но легче от этого не стало. Он избежал худшей участи, но это не вызвало у него почти никаких эмоций, за исключением некоторого облегчения, поскольку он избавил от страданий мать, Эмбер, Синди и всех, для кого его жизнь еще хоть что-то значила.

А он-то сам что бы потерял, оборвись его жизнь в то роковое мгновение? Видел ли он впереди, за горизонтом, нечто, ради чего стоило бы цепляться за жизнь?

Быть может, это ничтожное «нечто», подобно призрачной надежде, и помешало ему сегодня утром посильнее надавить на лезвие бритвы, которое он поднес к своему запястью?

После аварии он вмиг протрезвел. Однако оставаться всю ночь на улице трезвым было решительно невозможно. В конце улицы находилась бакалейная лавка. Грэм удостоверился, что кругом никого, подобрал здоровенный камень на простиравшемся слева пустыре и, сильно размахнувшись, швырнул его в витрину – стекло разбилось вдребезги с громоподобным грохотом, вспоровшим гнетущую тишину. Не теряя времени, он прошмыгнул внутрь, схватил первую попавшуюся бутылку текилы и стремглав бросился наутек, не соображая, что натворил, слыша только, как бешено колотится сердце у него в груди.