— Такая же глупая, как твой отец? Ведь именно он находится под домашним арестом за мошенничество, растрату и отмывание денег.

Приветливая маска Роджера треснула, а затем полностью упала с его лица, обнажив скрюченную усмешку, демонстрирующую его ярко-розовые десны и изогнутые британские зубы.

— Не говори так о своих лучших людях, рабыня, иначе я буду вынужден наказать тебя, прежде чем доставлю тебя домой к отцу.

— Я никуда с тобой не пойду, — твердо сказала я ему. — Я высуну голову из этой двери и позову Александра. Тогда он и Данте смогут решить, что с тобой делать. Они не такие «мягкие», как я, поэтому я надеюсь, ради тебя, что они проявят снисходительность. Хотя каждый раз, когда они видят мою спину, изрезанную шрамами, которые ты и ваш отец оставили там, их глаза чернеют от ярости, так что я бы не стала ставить на это деньги.

— Нет необходимости, — сказал он, снова весело, подпрыгивая на цыпочках, как будто ему не терпелось раскрыть мне чудесную тайну. — Ты пойдешь со мной, потому что хочешь.

Я фыркнула, во мне вспыхнула неаполитанка, и возмущенная ярость прожгла мой образованный класс.

— В твоих гребаных мечтах, малыш.

— Я не ребенок. Ты будешь называть меня лордом Дэвенпортом. — Он проигнорировал мою насмешку и шагнул вперед с чересчур яркими глазами, такими же остекленевшими и безумно вращающимися, как выпавшие шарики. — И ты охотно пойдешь со мной, потому что если ты не пойдешь, я взорву всех, кого ты любишь, прямо здесь, в этих трущобах.

Моя шея резко заболела, когда страх пронзил мой позвоночник и туго натянул меня. — Что?

— На самом деле жалко, как легко купить предметы для взрывчатки. Видишь ли, Эшкрофт настолько разозлился, что Александр забрал у него член и яйца, что был рад дать нам хороший и простой рецепт самодельной бомбы.

Я зажмурилась, чтобы не видеть правды на его лице, рвения, которое подсказало мне, что он не блефует. Я знала, что Эшкрофт восстанавливается после травм, учится быть одновременно евнухом и калекой в дорогом реабилитационном доме на севере штата, но я не думала, что он объединит усилия с Ноэлем, чтобы отомстить нам. По крайней мере, не так.

Я была уверена, что это пришло в голову Александру и Данте, и что они следили за этим, но, учитывая все, что происходило с побегом и арестом Данте, они не были такими бдительными. Мы выиграли битву, но, казалось, забыли, что нам еще предстоит выиграть войну.

— Где это? — спросила я его, отчаянно пытаясь найти выход из ситуации.

— Конечно, кухня. Взрывчатка не очень мощная, поэтому я рассчитываю на то, что газ в комнате действительно взорвет ее с должным взрывом. — Он улыбнулся так широко, что я подумала, что он сможет проглотить меня целиком своим большим ртом. Это было похоже на то, как будто я смотрела на барракуду, лежа в воде. — Если я не уйду отсюда с тобой в ближайшие десять минут, служитель Ордена, которому мы заплатили, прокрадется на кухню и взорвет его.

Он наблюдал за мной, как в центре моего кишечника взорвалась бомба, как мои внутренние органы спазмировались и разрушались, как мое сердце извергалось кровавым месивом умерших надежд и мечтаний. Он смотрел и обхватывал себя фланелевыми брюками, потому что моя боль заставила его затвердеть.

— Боюсь, не время прощаться, если ты не хочешь попрощаться навсегда, — сказал он вслух.

В моих ушах пронесся шуршащий статический звук, как будто кто-то разворачивал конфету рядом с каждым ухом, и мне потребовалось много времени, чтобы понять, что это был звук моего испуганного сердца, лихорадочно бурлящего кровь по моим венам. Мне хотелось бы быть умнее, быстрее и просто быть более готовой справиться с такой ситуацией.

Мне надо было уйти.

Я не собиралась подвергать опасности своих близких, и все они, все до единого, были в ту ночь в Остерии Ломбарди. Если бы я помогала, если бы я позвала на помощь, что бы с ними случилось?

Конечно, Роджер не позволил бы разнести себя вдребезги.

— Нет, — сказал он, отвечая на вопросы, которые прозвучали на моем лице. — Мы достаточно близко к задней двери, и я успею выйти.

Cazzo!

Я не могла вынести мысли о том, что все умрут из-за моего своеволия, особенно когда у меня не было другого плана, как их спасти. Я перебирала варианты: как-то позвонить в полицию, остановить кого-то после того, как я ушла с Роджером, оставить подсказку о том, что происходит, чтобы они могли хотя бы быстро меня найти… но ничего не было. Вообще.

— Осталось пять минут, но мы торопимся, тебе не кажется, рабыня? — спросил Роджер, широко раскрыв бесхитростные глаза.

Он был хорошим актером, не хуже своего зловредного отца. Если я позову на помощь, идя с ним по улице, кто поверит, что этот красиво одетый подросток станет для меня угрозой?

— Ты идешь, — сказал он мне, потому что видел, как поникли мои плечи, он увидел, как мое сердце вздрогнуло и погасло, как пламя в моих глазах.

— Я иду.

Он кивнул, а затем на подпрыгивающих носках подошел ко мне и протянул мне руку, как это сделал бы джентльмен на балу. Его джентльменский жест настолько вопиюще противоречил нашим обстоятельствам, что мне одновременно хотелось смеяться и плакать.

Я не взяла его руку.

Вместо этого я вытолкнула дверь и пошла по коридору через заднюю дверь в застоявшийся, холодный воздух переулка, не оглядываясь на толпу тусовщиков. Я не знала, что буду делать, если увижу их снова, и поэтому отказала себе даже в этом последнем взгляде.

Александр и Данте найдут меня, если я выберусь оттуда и обеспечу их безопасность.

Я не сомневалась в их решимости и способности спасти меня.

Они делали это раньше и будут делать это снова, пока жизнь потребует от них этого.

От нас.

Снаружи стояла ничем не примечательная черная машина, выхлопные газы клубились в воздухе и окутывали меня, токсичные пары были такими же отвратительными, как ощущение руки Роджера, подталкивающей меня к машине, а затем в ее темный салон. Он ухмыльнулся мне, прежде чем закрыть дверь, эта юная и возбужденная улыбка заставила меня похолодеть изнутри.

Он был чистым злом, и ему было всего четырнадцать. Всего лишь мальчик.

Казалось, там, где Ноэлю не удалось превратить Александра и Данте в людей без души, ему это удалось с Роджером.

Осознание этого было столь же отвратительным, сколь и невероятно грустным.

Роджер никогда не обладал той невинностью, которая присуща ему в детстве,