После того как я решил, какой хочу видеть свою бригаду, мне стало окончательно ясно, чего нужно добиваться во время встречи с генералом армии Жуковым. Надежда на положительный результат во мне была – Жуков человек разумный и грамотный. Он должен понимать, что насытить бригаду 45-мм пушками гораздо проще, чем более мощными калибрами. Промышленность наклепала сорокапяток с избытком, я слышал, что их даже временно прекратили выпускать. Противотанковыми снарядами для них были забиты все склады. А, например, опять же по слухам, противотанковые снаряды для 76-мм пушек были в дефиците. Окончательно определив, как я буду строить разговоры с товарищем Жуковым и в ГПУ РККА, посмотрел на свои часы – стрелки показывали, что пора выходить. Я встал, подошёл к вешалке, облачился в свою шинель и вышел из комнаты.

В 8-15 я находился уже в бюро пропусков полит управления РККА, откуда, выписав пропуск, меня достаточно быстро провели в приёмную начальника ГПУ, армейского комиссара 1-го ранга товарища Мехлиса. Самого Льва Захаровича, к сожалению, не было на месте, он находился с инспекцией в Киевском особом военном округе. Но меня всё же принял его референт – Качинский Семён Маркович. По званию и по возрасту он был старше меня, может быть, поэтому говорил со мной немного покровительственно, хотя и по-дружески. Кабинет у полкового комиссара был совсем небольшой и примыкал к огромной приёмной Мехлиса.

Как только я вошёл, он поднялся со своего места, пожал мне руку и заявил:

– Ну, здравствуйте, товарищ подполковник. Наслышан, наслышан о герое Финской войны – Черкасове. Впрочем, и на совещаниях вы в задних рядах не отсиживаетесь.

Он хмыкнул и продолжил:

– Садитесь, вон, на стул и рассказывайте, зачем пожаловали к нам, в политическое, так сказать, сердце Красной армии. Вы же строевой командир и не обязаны при каждом новом назначении получать «добро» в политуправлении. Какова же причина вашего посещения ГПУ?

По его голосу я понял, что на самом деле он доволен моим появлением. Неосознанно я сделал верный ход, а именно, что сразу по оформлении нового назначения явился, в первую очередь, в политорганы, проявляя уважение и ставя их в первый ряд властных структур, а ГПУ очень ревниво относилось к таким делам. Тем более что в линейных частях после Финской войны влияние и роль политотделов несколько снизились. Бытующее ранее двоевластие резко сместилось в сторону строевых командиров, что, естественно, привело к повышению боеспособности армии.

Однако шестым чувством я понял, что сразу просить о содействии в переводе Осипа Шапиро не стоит. Нужно сначала поговорить, посоветоваться, как лучше формировать бригаду. Потом можно поплакаться о нехватке хороших кадров и о том, что сам я не большой специалист определять – предан человек коммунистическим идеалам или является обычным приспособленцем. Вот здесь и можно вспомнить об Осе – проницательном идейном товарище, который, ко всему прочему, имеет большой организационный талант, заметив также, как его уважали красноармейцы в моей бывшей роте. Тут можно намекнуть, что если он будет комиссаром бригады, то политорганы вознесутся в его лице на новую высоту.

Исходя из своих ощущений, я и начал излагать свои представления о противотанковой бригаде, и говорил об этом так, как будто советовался с более мудрым и опытным товарищем. Правда, заметив по лицу Качинского, что он заметно заскучал, тут же закончил перечислять сравнительные технические характеристики пушек и перешёл к теме, которая, как мне казалось, должна была его заинтересовать гораздо больше. Слегка понизив голос, как будто раскрываю какую-нибудь тайну, я сказал:

– Знаете, товарищ полковой комиссар, я человек из народа и, может быть, поэтому всегда считаю средства, которые тратятся. Производство одной сорокапятки обходятся в десять тысяч рублей, а обычной трёхдюймовки в несколько раз больше, это же касается и снарядов. Так лучше за эти деньги в бригаду дать больше сорокапяток и зенитных 37-мм пушек.

Семён Маркович оживился, посмотрел на меня с интересом и произнёс:

– Надо же, первый раз слышу, чтобы строевой командир говорил о стоимости оружия, необходимого его подразделению. Обычно все с пеной у рта доказывают, что им нужно более мощное и современное вооружение, и не важно, чего это стоит для страны. Похвально, похвально, подполковник, что вы думаете о том, на какие лишения идёт советский народ, чтобы оснастить свою армию нужным вооружением. Молодец, не отрываетесь от трудовых масс, а то многие старшие командиры уже забыли, откуда они вышли. Хорошо, Черкасов, я вас понял, мы постараемся по этому поводу что-то сделать. Я ещё сегодня позвоню в Минск, члену военного совета Западного особого военного округа и попрошу посодействовать в ваших начинаниях.

Было ясно, что время моей аудиенции подошло к концу и пора, как говорится, честь знать. Я сделал вид, что сейчас встану и начну прощаться. Но потом, как будто вспомнил что-то важное, прогнал глуповато-признательное выражение с лица и сказал:

– Товарищ полковой комиссар, тут ещё есть один животрепещущий вопрос для формирования бригады – это подбор кадров. Не зря же товарищ Сталин заметил, что кадры решают всё. Я человек не очень опытный, таким крупным соединением ещё не командовал. Прошу вас посодействовать в подборе опытных политработников. Я хорошо знаю только одного, это старший политрук Осип Абрамович Шапиро. Замечательный, политически подкованный специалист по работе с людьми. Вот бы было хорошо, если бы его назначили ко мне заместителем по политчасти. Человек совершенно бесстрашный, может повести за собой людей. Настоящий комиссар.

Референт Мехлиса на секунду задумался, потом улыбнулся, вспомнив что-то, и ответил:

– Да, Черкасов! Хитрите вы неумело. Наверное, сразу, как вошли, хотели протолкнуть своего дружка Шапиро. Ладно, ладно, шучу я. А если серьёзно, то это хорошо, когда командир живёт душа в душу с комиссаром. От этого дело только выигрывает. Ладно, подполковник, с этим вопросом я тоже постараюсь вам помочь. Хотя у вашего Шапиро звание, конечно, маловато, чтобы занимать такую должность. Поговорю с Львом Захаровичем, может, что и решится. Если всё же звание ему и не повысят, всё равно ждите к себе вашего протеже, перевод в бригаду я ему устрою.

Непроизвольно на моей физиономии появилось уж очень довольное выражение. И чтобы полковой комиссар не взял свои обещания обратно, стал спешно прощаться.

Вышел из здания ГПУ РККА я с ощущением того, что мой план полностью удался. Поддержки или по крайней мере невмешательства политорганов в мои действия я, по-видимому, добился. А если ещё удастся протащить Шапиро в комиссары… тогда совсем хорошо – уж Ося точно не будет совать нос в допускаемые мной нарушения всяких там Постановлений ЦК и СНК СССР. Наоборот, в случае осложнений, даже прикроет мою задницу. Теперь предстояло самое главное – не оплошать при встрече с начальником Генштаба генералом армии Жуковым. До явки в Генштаб оставалось ещё больше двух часов. Вполне можно было перекусить, а заодно и собраться с мыслями, мобилизоваться.

В 12:55 я уже сидел в приёмной генерала армии. Во время своего раннего обеда, проанализировав все известные мне факты по созданию ПТАБР, пришёл к выводу, что всё не так уж и просто в царивших наверху мнениях. В руководстве армейским строительством прослеживались умные, рациональные действия, как будто некоторые люди, сидевшие в руководящих креслах, знали то, что известно мне. Наверное, это просто совпадение, что Постановление о создании противотанковых артиллерийских бригад последовало через неделю после моего выступления на том высоком совещании. Может быть, оно явилось последним толчком к началу осуществления этой идеи. Грамотные люди заранее всё просчитали и давно подготовили весь пакет документов. Они кропотливо работали и готовили страну к серьёзным действиям по отражению неминуемой агрессии. В отличие от моих мальчишеских, горлопановских наскоков, они методично продвигали свои идеи в жизнь. Я только одного не понял, почему эти опытные люди запланировали вооружить противотанковые бригады такими мощными пушками. И ещё, похоже, эти умнейшие люди всё-таки не предполагали, что война стоит буквально на пороге.