Вердикт, который ему вынесли еще до тог, как он родился в теле, способном ходить.

«У него нет ни единого шанса» — Хаджар, Боря, Борей, Дархан, так к этому привык, что уже не мог представить себе той ситуации, когда жизнь давала бы ему этот самый шанс.

Но если шанс не дается свыше, то… Хаджар заберет его сам. Вырвет из цепких лап судьбы, смерти, богов, демонов — не важно.

Пока все смотрели на то, как на одинокую фигуру мечника в синих одеждах падает кровавые океан, сам мечник видел иное. Он вдруг оказался посреди поля.

Такого же, как поля Херменса. Золотое поле ржи и пшеницы.

А на нем молодой юноша, увлеченно что-то насвистывающей и косящий урожай в числе сотен таких же счастливых ребят, как и он сам.

Две, три, четыре сотни… двадцать сотен.

Две тысячи. Столько людей собирали урожай в его поселке.

Затем сцена сменилась.

Юноша утешал плачущую старушку. Их урожай забрали. Не военные, на нужды армии, ни губернатор, чтобы набить свою мошну или казну.

Нет, это были простые бандиты.

И юноша был уверен — кто-то придет. Обязательно кто-то придет, чтобы помочь.

Но никто не пришел ни на второй раз, ни на третий, ни на четвертый. И юноша понял, что если не они сами, то — никто.

Две тысячи крестьян защищали свой урожай как могли.

Горящее село.

Мертвые люди.

Уничтоженные поля.

Бегущий вдаль, раненный юноша.

Кровь и трава — все, что он видел перед собой.

Хаджар вновь стоял перед лицом неминуемой гибели. Поля сменились на степь. А слабый юноша-смертный, на сильнейшего воина Семи Империй.

И теперь Хаджар знал, почему Тан так стремился отнять жизнь Тирисфаля. Он знал, почему Тирисфаль никогда не заканчивал их битвы с юношей.

Они с Хаджаром действительно были похожи…

Так же сильно, как непохож Тан на Дерека.

Последний решил использовать чужую силу, чтобы отомстить тому, кто у него все отнял. А Тан — свою собственную.

Те, кто отнял урожай у Тана, действительно ставшего лишь наследником и учеником Алого Мечника, переняв у того титул… среди них Хаджар увидел знакомое лицо.

Лицо молодого воина — Тирисфаля.

Как бы ни был велик и безграничен этот мир, но судьбы людей всегда сплетались в единый узор. Жуткий, но прекрасный в своем ужасе.

— Прощай, Великий Мечник, — прошептал Тан. — я не смог уничтожить твоего учителя, но когда умрешь ты… души моих людей смогут успокоится.

Хаджар смотрел на своего противника.

Путь, который провел его сквозь Лидус, Балиум, Море Песка, горы Грэвэн’Дора, джунгли Кар… сквозь огромные просторы Дарнаса и Ласкана.

Этот путь был ложным.

Столь же ложным, как и тот, которым шел Тан.

Этот путь давал силу. Огромную силу, о которой не могли мечтать иные. Но он же и забирал. Больше, чем человек мог отдать.

Хаджар был обязан жизнью всего паре слов, которые ему когда-то сказала умирающая Тигрица.

И это позволило ему найти цель после того, как месть выжгла его дотла.

— Два процента… — прошептал Хаджар. — более чем достаточно.

Оттолкнувшись от земли, Хаджар устремился на встречу кровавому океану Он не прятался, не защищался, не убегал. Будто поток штормового ветра он несся вперед.

Его меч сиял синим небом. Он рассекал силуэты бесчисленного множества золотых воинов внутри кровавого потока. Но еще больше, в десятки раз, успевали нанести ему ранения. Будто овощ сквозь терку, Хаджар летел сквозь поток.

Птицей Кецаль оборачиваясь, Путем Среди Облаков, он устремлялся все выше и выше к небу. Его перья опадали кровью и лоскутами доспехов. Его когти меркли по мере того, как угасала энергия внутри его клинка.

* * *

— Самоубийца!

— Безумец!

— Дарнас обречен!

— Победа Ласкана!

— Ласкан вечен!

Самые разные крики были слышна по всей степи. Но люди, даже предвидя чем все это закончится, не могли отвести взгляда от птицы, летящей сквозь океаны крови, внутри которых на ней обрушивались удары мечей от сонма золотых воинов.

* * *

Достигнув пика, Хаджар замер. Почти лишенный сил. Израненный. Он лицезрел воинство, которые уже мчалось по его душу.

И смерть шептала страстно и вожделенно:

— «Теперь ты мой».

Хаджар лишь крепче сжал меч.

— Не сегодня… Мирный День!

И мир застыл.

Кровавый океан вдруг замер посреди небес. Рубинами мерцающей энергии он завяз в технике Хаджара. Адепты вдруг почувствовали, себя не сильнее простых смертных, а Великие Герои — не сильнее простых адептов.

Алый Мечник, не понимая, что произошло, направил всю энергию, без остатка, в свою лучшую технику, но было уже поздно. Меньше мгновения заминки, короче, чем первое дрожание сердце перед ударом, а птица Кецаль уже сорвалась в вертикальном пике.

Синей молнией расчертив не поспевающий за ней кровавый океан, она вонзилась в грудь Алому Мечнику.

Хаджар, вбив клинок в сочленение доспехов, прямо над ключицей противника, повалил его на землю.

Такая простая, физическая рана, учитывая, что Хаджар был полностью лишен сил, разумеется, не могла причинить вреда кому-то уровня, Великого Мечника Тана, но…

Хаджар отдал мысленный приказ и вечно голодный меч впился мириадом жадных до духа и энергии жгутов в энергетическое тело Тана.

Тот, стискивая зубы от небывалой боли, попытался вырвать жуткий артефакт из плоти, но не мог.

Он потерял контроль над телом.

И, лежа на истерзанной земле, вглядываясь в уцелевшие кусочки золотой степи, он постепенно умирал.

— Метафорично… — прошептал Тан. — техника войны… побеждена техникой… мира.

Хаджар лежал рядом. Их затылки соприкасались. Но если Тан не мог пошевелиться из-за пожиравшего его меча, то Хаджар просто потому, что у него не было сил. Даже дыхание давалось ему с трудом.

— В этом был план Регент-Матери? — Хаджар видел, к чему привела их с Таном битва — обе армии оказались полностью лишены любой защиты. Обнаженные перед угрозой даже такой простой, как загоревшийся порох.

Как птенцы в гнезде, откуда улетела грозная наседка.

— Это была хорошая битва… — Тан выдохнул и замер. — нас будут помнить.

Это был его последний вздох и выдох. Синий Клинок закончил свой пир. И, вместо пышущего жизнью человека, в ало-золотых доспехах в степи лежала иссушенная мумия.