- Сегодня у нас вроде праздник, значит, - сказал он торжественно, - Нечего всякий планктон приглашать. Давай, мастер Накер, показывай свое искусство.

В нем было куда меньше от человека, чем в момент их прежней встречи, хоть он и произошел не более месяца назад. Видимо, сказывались рыбные блюда Герти, которые Бойл употреблял с неизменным аппетитом и регулярно.

Его раздуло еще больше, теперь он походил не на шарик из муки и крахмала, а на надувшуюся рыбу-ежа, разве что без шипов. Губы Бойла сузились и затвердели в полуоткрытом состоянии, отчего лицо в последнее время стало выглядеть немного капризным. Внешние стороны ладоней потемнели, кожа на них стала грубой – явное следствие постепенного превращения человеческой конечности в плавник. Радужка в глазах Бойла, бывшая прежде прозрачной, едва различимой, полностью растворилась, объединившись со зрачком. Веки стали совсем крошечными, ресницы выпали, и глаза теперь заметно пучились, выпирая из черепа.

От взгляда этих новых, по-рыбьи ленивых, глаз Герти хотелось спрятаться. Но именно сегодня у такой возможности не было. Сегодня эти глаза были устремлены на него на протяжении многих часов. Возможно, подумал Герти, он будет последним, что этим глазам суждено увидеть.

- Прошу, - Герти водрузил на стойку накрытое серебряной крышкой блюдо. Вышло торжественно, как на званом ужине в дорогом ресторане, где еду разносят вышколенные и опытные официанты, - «Мортэ под соусом пикан».

Бойл впился взглядом в крышку, безотчетно облизывая губы. Язык у него стал с синеватым отливом, узкий и гибкий. Не язык, а какой-то плоский донный червь… Бойл, судя по всему, не замечал происходящих с ним изменений. Сперва это казалось Герти странным, но потом он понял. Океан, в котором разум Бойла проводил в последнее время большую часть времени, убаюкал его до такой степени, что лишил возможности реалистично воспринимать свою природу. Волны вечного прибоя сперва сгладили, а потом и смыли черту на песке, по одну сторону которой находился человек, а по другую холоднокровное чешуйчатое существо, чьи предки видели мир еще за миллионы лет до первого человека.

«Его дни и так сочтены, - подумал Герти, волнуясь, но не спеша снимать крышку с блюда, - Не через неделю, так через две ему пришлось бы переселиться в подвал. Великая рыбная империя Бойла разрушилась, еще не успев вознестись из пены, сломанная его собственной алчностью. Так что в некотором роде я делаю ему услугу. Да, лучше всего думать именно так. Он умрет мыслящим существом, а не бездумной рыбиной, пучащей глаза в крохотной вонючей луже. Так будет лучше. Ему, и всем им».

Кроме Бойла в притоне было еще пятеро, четверо из его обычной свиты и, конечно, Щука. И все они сейчас тоже неотрывно глядели на серебристый купол, широко раскрыв глаза. В этих мерцающих глазах Герти видел самую настоящую алчность. Не рыбью, но вполне человеческую. Никто из них не осмелился сказать и слова, пока Бойл неуклюже повязывал теряющими подвижность пальцами салфетку себе на грудь. Но каждый из них в этот миг способен был на убийство.

-Voi-la! – объявил Герти на французский манер, и снял крышку, - Прошу к столу.

«Фугу», расположившись на самом изящном блюде, ничем не напоминала смертельную ловушку. От нее не веяло опасностью, лишь тонким и удивительно нежным запахом поджаренного мяса в сочетании с ароматом каперсов и шампиньонов. Герти применил все свои способности, чтобы сервировать ее достойным образом и скрыть всякий посторонний запах.

Рыба была разделена на дюжину ломтиков нежно-розового, как кораллы, цвета, и переложена листками свежей зелени. В янтарных озерах соуса плавали крошечные жемчужинки чеснока. Герти и сам с трудом оторвался от этого зрелища. Сложно было поверить, что в этой изысканной красоте спряталась смерть, невидимая и неумолимая, как скрывающийся под поверхностью воды хищник.

- Выглядит прелестно… - пробормотал Бойл, двузубая рыбная вилка в его лапе задрожала, - Значит, это и есть то самое хваленое «Мортэ»?

- Именно оно самое! – заверил Герти, - И смею заверить, венец всей рыбной кухни мира. Блюдо, которое готовят лишь для членов королевских семей, да и то лишь по случаю особенных праздников. Во многих странах мира его рецепт охраняется, как государственная тайна, а повара передают его лишь своим детям. И я с заслуженной гордостью полагаю, что сегодня достиг вершины своего искусства. Ибо нет в мире ничего такого, с чем мог бы сравниться «Мортэ». Люди, отведавшие его, помнили этот вкус до самой смерти, - последняя фраза была чересчур уж опасным каламбуром, и Герти постарался сократить вступление, - Говорят, даже разум на миг меркнет, не в силах вместить в себя подобное блаженство. Итак, прошу.

Бойл не оторвался бы от блюда, даже если бы его плечом возник ангел и возвестил о наступлении Судного Дня. Не в силах больше сдерживаться, он подцепил вилкой ломтик запеченного мяса и потянул его в распахнутый в вожделении рот, из которого свисала нитка мутной слюны.

«Стойте! – едва не вскрикнул Герти, - Не надо! Это яд!»

Но ничего не сделал. Да и не мог сделать, тело бы не подчинилось.

Мгновение, и кусок «фугу» беззвучно нырнул в рот Бойла. Еще одно, и тонкие, по-рыбьи очерченные, губы сомкнулись. Челюсти Бойла очень медленно и осторожно начали двигаться. Глаза мгновенно затуманились, словно кто-то покрыл их изнутри слоем матового лака. Зрачки превратились в равнодушные черные точки. Герти наблюдал за ним, сам внутренне окаменев.

Отравитель. Убийца.

Бойл замер, не успев прожевать до конца кусок. Между его губ высовывалась веточка укропа. Но в этот раз его транс выглядел иначе. В глотке у Бойла стало что-то тихо клокотать, порождая звук вроде того, что бывает, если налить в ракушку воды и легонько ее встряхнуть. Герти знал, что это означает. Яд «фугу» быстро парализовал легкие Бойла. Еще несколько секунд, и сердце его, сократившись, не сможет вернуться в исходное состояние.

Из этого моря Бойл никогда не вернется. Его мертвую опухшую оболочку вышвырнет прибоем на берег, как остов кораблекрушения, душа же отправится в странствия, навеки обрубив связывавшую их нить.

Косяк Бойла молча наблюдал за тем, как медленно цепенеет их патрон. Они ничего не знали про «фугу» и, конечно, никогда не читали Спенсера. В их взглядах можно было прочесть лишь зависть, но никак не страх. Они считали, что всхлипы тела Бойла – признак надвигающегося блаженства. Если так, не стоило их разочаровывать.

- Эй, толстолобики! – Герти отодвинул блюдо с