выслушивать подобное, все же приняла его предупреждение довольно благосклонно. А остальное было неважно.

– Между нашим замком и Кераком находится путевая крепость Кунобург. Вы передадите ее командиру письмо от меня, и если вам понадобится помощь, он ее окажет. Это самый южный форпост, где у меня еще остались союзники.

Вонвальт склонил голову.

– Благодарю вас, – изрек он, а затем закрыл глаза.

– Что ж, позвольте откланяться, – неловко сказала фон Остерлен и перед уходом отвесила неглубокий поклон. Брессинджер, сэр Радомир и я тоже собрались уходить, решив, что Вонвальт попытается немного поспать; однако он сказал:

– Останься, Хелена.

Я стала терпеливо ждать, когда остальные уйдут. Я не знала, что скажет мне сэр Конрад; из-за этого мое сердце колотилось, а к горлу подкатила тошнота. У меня не было никаких сомнений в том, что мы потерпим неудачу, ибо Вонвальт выглядел так, словно вот-вот испустит дух. А мне предстояло проникнуть в огромную неприступную крепость храмовников – и, возможно, в личные покои Бартоломью Клавера, которые наверняка охранялись, – после чего вернуть «Кодекс изначальных духов» и доставить его обратно в Зюденбург. Разве я могла сделать все это настолько быстро, чтобы успеть спасти Вонвальту жизнь? На такое предприятие требовалось не меньше недели. Одна лишь дорога до Керака занимала два дня.

Видимо, чувство безнадежности, которое я испытывала, было написано у меня на лице, поскольку сэр Конрад, редко проявлявший мягкость, ласково, устало сказал:

– Брось, Хелена. Я понимаю, что задача кажется тебе трудной и что я многого прошу. Но ты должна оставаться сильной. Ты – самый сильный человек, которого я знаю. Мне так повезло, что я нашел тебя. Я убежден, что сама судьба свела нас с тобой в Мулдау. Больше никто во всей Империи не справится с этой задачей.

– Это невозможно, – беспомощно ответила я. – Времени осталось совсем мало. Мы ехали сюда слишком медленно. Я видела его, сэр Конрад; я видела ту тварь, что поглощает вашу жизнь. Он стоит всего в нескольких шагах от меня. Если бы вы только увидели то же самое. Вы словно стоите на люке волчьей ямы, а он поджидает вас внизу. Император погубил вас, гоняя по своим глупым поручениям.

Сэр Конрад усмехнулся.

– Здесь я с тобой согласен. Послушай, Хелена, у меня осталось не так много сил. Если я умру…

– Нет, прошу вас…

– Выслушай меня! – рявкнул Вонвальт. – Прости, Хелена, но я должен сказать тебе три вещи, каждая из которых важнее предыдущей. Скорее всего, у нас больше не будет возможности поговорить.

Я кивнула, не доверяя своему голосу.

– Некоторое время назад я подготовил для тебя фальшивые документы. На имя леди Софи Эссер. Ты – из мелкого дворянского рода Йегланда. Все необходимые документы, гербы, родословную, дворянские грамоты, а также печать ты найдешь в сейфе коммерческого банка Эккеберта и Рейнхольда в Сове. Леди Эссер в самом деле существовала и была последним членом своего рода. После того как ее семья погибла в пожаре, она покончила с собой. О ее самоубийстве никому не известно. Я утаил его, чтобы сохранить в неприкосновенности ее имущество. Также я перевел на ее имя крупную сумму денег. Их с лихвой хватит, чтобы обзавестись домом, нанять нескольких слуг и прожить остаток дней в покое и безвестности. Ни одну монету из тех денег невозможно связать со мной. Чтобы получить доступ к сейфу, тебе нужно лишь представиться и сообщить кодовое слово, которое хранится в записях банка. Это слово – «магнолия». Повтори его, Хелена.

– Магнолия, – бездумно повторила я, настолько потрясенная, что не разобрала ничего из сказанного. Вонвальт, похоже, это понял, поскольку заставил меня повторить слово еще несколько раз.

– Если ты потерпишь неудачу, если мы все потерпим неудачу, и Клавер займет трон… или что он там задумал… пообещай мне, Хелена, что ты уедешь подальше от Совы. Пообещай мне, что возьмешь деньги и уедешь за тысячу миль отсюда. Обещай мне, что будешь жить, и жить счастливо. В этом нет ничего позорного. Обещаешь?

– Обещаю. – Я кивнула, чувствуя, как на мои глаза наворачиваются слезы.

Вонвальт вздохнул и как будто сжался, став меньше.

– Я вел себя как глупец, Хелена, и не раз. Я пытался защитить тебя, пытался поступать правильно, но всякий раз делал только хуже. Мне следовало говорить с тобой прямо, относиться к тебе, как к взрослому человеку, и позволить тебе самостоятельно принимать решения. – Он горько рассмеялся. – Dopavla Kasivaran je kobrim namjyema. – Эта старая саксанская пословица означала: «Благими намерениями выложена тропа в Преисподнюю».

Я ничего не ответила. Мне так долго хотелось объясниться с ним, но теперь я не могла найти слов.

Вонвальт продолжал, прикрыв глаза и откинув голову на спинку кровати. Слова он произносил через силу, будто ему было больно даже открывать рот.

– Я напишу тебе письмо, Хелена. Оставлю его маркграфине. Если случится худшее, она его передаст. Я постараюсь хотя бы как-то объяснить в нем мои чувства… и, надеюсь, оно немного утешит тебя.

Я всегда старался держать тебя на расстоянии, Хелена. Мне хорошо известно, каким огромным влиянием я обладаю – как тем, что меня наделило государство, так и менее заметным, которое было дано мне по праву рождения и благодаря положению в обществе. Отношения между нами нельзя назвать равными; я – твой наниматель, наставник и твой защитник. Я занял в твоей жизни множество ролей, которые должны были исполнять другие мужчины и женщины. Я осознавал, что тебя потянет ко мне.

Однако со временем и по мере того, как беды давили на нас все сильнее, решимость моя ослабла. Профессиональные и этические нормы… – сэр Конрад поморщился, – …которые до сих пор мешали мне совершить то, чего мне хотелось больше всего, растворились в череде трудноразрешимых дел и профессиональных сложностей. Перед лицом смерти, Хелена, очень многое из того, что прежде казалось столь важным и могло определять нашу жизнь и поведение, вдруг становится несущественным. Знай, Хелена: я намеревался добиваться тебя, наплевав на все последствия.

Он помедлил. Прежде Вонвальт никогда не говорил со мной столь откровенно. Трагичнее всего было то, что мне казалось, будто он завел этот разговор слишком поздно. Я уже начала понимать, что ни о какой сердечной привязанности между нами не может быть и речи. Более того, я была благодарна за то, что он столь долго держал себя в руках… и даже за то, что между нами встала Луитгард Роза, хотя она и была мне ненавистна. Сэр Конрад оказался не тем человеком, которого я столь долго видела в нем. И хотя в глубине души он все равно оставался порядочным, он изменился и продолжал меняться. Если