– Мулдау, – ответил сэр Радомир, а затем вздрогнул, когда осознал свою ошибку.

– Это он обо мне, – поправила его я. – А он из Перри-Форда.

Храмовник кивнул.

– Я и хотел сказать, что говор у вас совсем не толсбургский.

– Нет. Я из Хаунерсхайма, родился там и вырос, – устало произнес сэр Радомир, выдавливая из себя энтузиазм, который лет десять назад мог бы быть искренним.

– И как вас зовут?

– Меня – сэр Рэндалф. А это моя подопечная, Анжелика.

– Я всегда рад познакомиться с братьями и сестрами в Неме. Я – сэр Уолберкт, – представился храмовник, произнеся свое имя на саксанский манер. – У вас прекрасный пес. – Он кивком указал на Генриха, трусившего у ног моей лошади.

– Спасибо, – глуповато ответила я.

– А что происходит? Не поздновато ли для сражения? – Сэр Радомир мотнул головой в сторону грозовой тучи, которая, похоже, не собиралась рассеиваться. – Да и погода нынче дурная. – Тогда я этого не понимала, но сэр Радомир изо всех сил старался вывести меня из-под удара.

Сэр Уолберкт нахмурился.

– Нам не приходится выбирать; такова воля Немы. Войско из Кареша уже миновало Хрольфбрюк и Радзиндфурт. Если их не остановить, то они дойдут до самого Цетланда и посыплют солью все фермы, которые мы с таким трудом взрастили на этой мертвой земле.

– Не тревожьтесь, сэр Рэндалф, – сердечно сказал другой храмовник, выглянув из-за меня и подмигнув бывшему шерифу. – Стычка вас даже не утомит.

Мы проехали рысью, наверное, миль десять. Свет на небе уже начал меркнуть, когда к нам стали присоединяться другие воины – конные храмовники из путевых крепостей, что сторожили обширные земли между Кераком и Цетландом, и отряды вспомогательной пехоты. Всю дорогу от самого Кунобурга я не снимала кольчугу, и жара лишила меня сил; мне отчаянно хотелось пить, но я не смела попросить кого-нибудь одолжить мне бурдюк. В тот миг меня гнал вперед лишь растущий страх неминуемой гибели, от которого я не могла найти себе места и который затмевал все остальные земные заботы.

Больше всего в преддверии битвы мне запомнились цвета. Песочно-желтая земля, смешанная с зеленью кустарников; бурлящее темно-серое небо; и войско храмовников, в конце концов собравшее около трех или четырех тысяч воинов. Пятьсот из них были облачены в черные сюрко, в то время как половина оставшихся, которую составляли рыцари-братья, пестрили цветами своих благородных домов. Остальное войско, состоявшее из вспомогательной пехоты, было одето в самые разномастные доспехи и одежды.

Мы остановились на плато, которое именовалось Гелбегардским. Его пологий склон начинался в нескольких сотнях ярдов от нас. Внизу простиралась равнина, которая тоже имела небольшой уклон с востока на запад и спускалась к еще одному пересохшему озеру. Посреди него высился старый земляной вал, на вершине которого стояли развалины некогда величественной имперской крепости, известной как Агилмарские врата. Когда-то эта крепость стерегла южный край Пограничья. На востоке по каменистой земле журчал приток реки Стром, широкий, но мелководный, всего фут или два в глубину. Чуть дальше, на юге, виднелись ряды знамен – видимо, там, на равнине, выстроилось войско карешцев. Численностью оно в разы превосходило наше, и все то мужество и спокойствие, которые я впитала от окружающих рыцарей, вдруг испарилось, как лужа под палящим полуденным солнцем.

Тогда я, конечно же, не могла этого знать, но мне предстояло принять участие в сражении, которое стало одним из известнейших в истории храмовников – в битве у Агилмарских врат. Как и говорила маркграфиня фон Остерлен, воины Цетланда месяцами злили карешцев, пытаясь заставить их дать бой. Император взбесился бы, узнав об этом, ведь небольшой народ Кареша – а за ним, вероятно, и все земли казаров – рано или поздно склонился бы перед Аутуном. Но карешцы были не сборищем разрозненных кочевников вроде тех, что обитали на Пограничье, а суверенным народом, у которого, среди прочего, имелась и своя армия.

Та самая, на которой Клавер собирался потренировать свои войска.

– Как тебя зовут? – спросила командир, поворачиваясь в седле.

Я не сразу сообразила, что она обращается ко мне.

– Анжелика, – ответила я. Во рту у меня настолько пересохло, что мне пришлось повторить. К счастью, сэр Уолберкт протянул мне свой бурдюк с водой, и я, позабыв о вежливости, жадно приложилась к нему.

– Из какого ты ордена?

– Святого Джадранко, – сказала я, чуть не забывшись. Взгляды храмовников давили на меня и словно вжимали в седло.

Командир с отвращением скривилась. Неудивительно, ведь монахи и монахини Ордена святого Джадранко реже прочих присоединялись к храмовникам. Но то был единственный Орден, о котором я знала в подробностях, а сейчас было важно только это.

– Что привело тебя на Пограничье? – спросила командир. Меня терзало чувство, что следующие слова определят ближайшие несколько часов моей жизни… если не весь ее остаток.

– Она приехала со мной, – перебил сэр Радомир, ошибочно решив, что я вот-вот растеряюсь и выдам нас. – Ее осудили за драку. И отправили сюда отбывать двухлетнее наказание.

Мне захотелось хорошенько ударить его. На лице командира застыло презрительное выражение. Она указала на отряд, где, насколько я видела, состояли одни женщины – они уже спешились и становились в построение, в котором я узнала классическую сованскую стену щитов.

– Осужденные женщины становятся Дочерьми Немы.

Я не сдвинулась с места. Окружавшие меня рыцари неловко замялись. Эта пошлая маленькая драма была явно не к месту. С минуты на минуту мы должны были вступить в бой, но зачем-то отвлеклись и стали разбираться со мной, с мелкой преступницей.

– Живее! – рявкнула командир. – Нам пора в строй.

– Мне следует пойти за ней… – начал было сэр Радомир. Он пришел в ужас от своей оплошности, однако старался не подавать виду. Он уже и так выделялся среди этого небольшого отряда храмовников своим нежеланием сражаться, а теперь мог привлечь еще больше лишнего внимания тем, что зачем-то собрался идти со мной в секту, где состояли только женщины.

– Можно я просто… – жалобным голосом начала я, но меня снова прервали.

– Князь Преисподней тебя подери! Быстро пошла к ним!

Я развернула лошадь и, пылая от стыда, рысью поскакала к рядам сумасшедших боевых монахинь. Генрих послушно побежал за мной. Я видела среди Дочерей Немы множество бритоголовых кающихся грешниц, сюрко которых были расшиты молитвами и религиозными символами. Они стояли позади войска храмовников, которое строилось на равнине у подножия склона, и несколько драгоценных минут я думала, что окажусь в тылу и буду в безопасности.

Желание просто сбежать отсюда вновь вспыхнуло с непреодолимой силой, но меня тут же заметила командир этого отряда – высокая, покрытая