Текст его обвинительного судебного решения перемежался одними и теми же фразами. Они повторялись и повторялись. Иногда мне представлялось, что это музыкальная и стихотворная форма «рондо», с единственным рефреном – явкой с повинной. А заключение Велиара – оркестр из судебных врачей, где он дирижировал арией Мефистофеля. А на жаргоне, «рондо» – изысканное поведение девки. Такой девкой по вызову стал двуликий Янус – Аркадий Петрович Плотников, которого мне хотелось назвать двуликим «Анусом».

Еще все походило на движение по кругу или на круговой танец. Видно, что Сербенев изначально написал черновик пером с тупым концом. Он неоднократно повторял и повторял лживую тему, где эпизоды отличались друг от друга не сутью, а формой их описания.

Он закруглял фразы под несуществующую суть обвинения. И сам напечатанный текст тоже становился закругленным. Или у меня уже у самого от всего этого кружилось и темнело в глазах, и искажалось от бесовского безумия обвинительного приговора.

Скорее всего, Николай Викторович написал сначала его на листах от руки, как черновик, а потом отдал секретарю. И она набрала текст на компьютере. И грязные, подлые мысли, что ютились у него в голове, прежде всего, сфокусировались в рукописном тексте, как флер, покрывая их. А потом они же перекочевали и в печатную галиматью. И весь печатный опус звучал об одном и том же, что повторялось и повторялось через определенные промежутки. Одна и та же интерпретация с разных сторон. Толкование отличалось внешне, а не сутью, обозначаясь перестановкой не только слов и предложений, но и целых абзацев.

…Адвокат подготовит и направит документы в областной суд, и мы начнем ждать, когда назначат дату повторного рассмотрения дела. Осужденный отец в суде первой инстанции станет тоже очень сильно надеяться на областной суд, на суд апелляционной инстанции.

Все необходимые документы и материалы Леха исполнил в срок. В канцелярию областного суда они поступят вовремя. Причин для отклонения дела для повторного рассмотрения не найдут.

Мы не просто ждали даты нового судебного разбирательства, мы мучительно гадали, есть ли еще честные судьи и справедливость в нашей родной Пензенской «джамахирии».

Адвокат меня опять предупредил, что мне необходимо находиться во время слушания в фойе или в коридоре, чтобы оказаться сразу, как бы под рукой. Никто из нас, конечно, не мог быть уверенным, что меня захотят выслушать, но Леха надеялся, что у него все получится так же, как и с гинекологом в городском суде.

И вот долгожданный день настал. Бывая не часто в Пензенском областном суде, я всегда восхищался его помещениями и обилием света, выразительной чистотой: его вестибюли и коридоры сверкали и блестели и лучезарно возвещали, что только здесь может состояться истинное правосудие.

Дома я оставил свой травматический пистолет. И правильно сделал. Тут, как в аэропортах, а сейчас уже и на железнодорожных вокзалах, нужно проходить через рамку досмотра.

Повсюду особая люминесценция, словно полы, потолки, и стены светились особым синим светом, излучая радость на исполнение надежды в победе справедливости. Яркий свет создавал праздничное настроение и ликование мыслей о приближающемся счастье, будто оно наступит сегодня на всей земле.

Я недолго ждал своего часа, а правильнее сказать, той минуты, когда меня пригласят в зал судебного заседания. Федорчук все-таки сумел убедить судей, а здесь их окажется уже целых три, и добьется, чтобы они меня заслушали. Я очень серьезно относился к своему участию в областном правосудии. Я впервые оказался в суде апелляционной инстанции. Для меня сейчас все становилось очень важным. А еще я узнал от адвоката (Леха просветил меня), что все то, что происходит в судах такого ранга, записывается на аудионосители, и долгое время хранится в архивах. То есть ведется аудио протоколирование. А в серьезных делах аудио протоколы еще и хранится без срока давности, но этого точно Федорчук уже не стал утверждать.

С осужденным в Сердобском городском суде Маскаевым контакт осуществлялся по видеосвязи из СИЗО. Сейчас я его мог видеть только на экране, что находился в зале суда. Направленным он оказался больше в сторону судей. Я его мог тоже увидеть с места своего выступления, если бы обернулся вправо и назад, как самый короткий путь для моего взгляда. Но меня удивляло и настораживало, что голоса Маскаева никто из нас не слышал. Только могли видеть его самого. Вроде случились какие-то неполадки со звуком. Слышал ли он нас, мы с Лехой тоже не знали. Но я сразу обратил внимание, что он опять находился в металлической клетке, за решеткой с большими ячейками. По его внешнему виду легко определялось, что он сильно волновался и нервничал. Когда он увидел меня, то он встал и что-то напряженно начал говорить, но звука не появилось, и я только видел, как быстро двигались его толстые губы. Он словно взывал о помощи или кричал. Конвойные пытались его усмирить. Но не били. Велась видеозапись. Но он рвался из клетки и что-то говорил. Скорее всего, он тоже не знал, что все мы, кто находился по другую сторону экрана, его не слышали. Он предстал передо мной похожим на Ихтиандра из романа Беляева, и будто задыхался в бочке с водой, или напоминал человека, который бьется из-подо льда и просит спасти его, так чтобы разбили над ним лед, и он начнет дышать воздухом, который сейчас к нему не проходит.

Но за все время моего выступления я не услышу от него ни одного слова. А находясь к нему спиной, не смогу видеть, как он бьется, словно в забитом доме, или в сарае, в конюшне, в коровнике, куда фашисты во время войны, что нередко я видел в кинофильмах, сгоняли народ за пособничество партизанам или регулярной Красной Армии, и заживо сжигали.

И я, будто человек, сошедший с ума, увидел впереди себя языки пламени над головами трех судей, и реально ощутил запах дыма и гари от сгорающих бревен и человеческих тел. Пахло жареным мясом, словно где-то рядом людоед готовил себе мясо, чтобы его сожрать. Мне привиделся Сунин, что его руки переворачивают шампура, и он машет листами уголовного дела, раздувая ими пламя. А Велиар, подлый Пупок, поливает на разгорающийся огонь воду, но пламя сразу еще сильнее вспыхнуло и разрослось, как если бы он лил не воду, а горючую смесь. Затем огонь неожиданно перекинулся на них на обоих – Джунгара и Велиара. И тут в одно время полковник Дорохов предстал Понтием Пилатом, а Пупок превратился в его огромную собаку. У Сунина загорелись сначала пятки, а