социализм - это хорошо, пока им не управляют рабочие". Но это было мнение меньшинства. Важно отметить, что добровольцы из истинно рабочего класса, такие как Джек Брантвейт, на которого произвела впечатление "Дорога на Уиган Пирс", объясняли позднее пренебрежение Франкфорда его неприязнью к военному стилю, который явно был выкован в Итонской школе.

К тому времени, когда Эйлин прибыла в Барселону, подразделение было отправлено за пятьдесят миль через каталонскую равнину от Монте-Оскуро, чтобы присоединиться к республиканской армии в осаде Уэски. Хотя эта переброска повысила вероятность военного конфликта, вместо того чтобы вести дальнюю стрельбу по фашистским войскам, рыскающим в поисках дров, она также поставила под вопрос, что именно подразделение МЛП делало в Испании, чего оно надеялось достичь, и было ли соединение МЛП и ПОУМ лучшим средством достижения этой цели. На этом этапе в отряд уже проникли шпионы Коминтерна, чьи отчеты, хотя им ни в коем случае нельзя доверять, дают интригующее представление о разнообразии политических взглядов. Один из отчетов, например, повторяет первоначальные намерения Оруэлла, когда он только приехал в Испанию, утверждая, что некоторые из добровольцев МЛП ожидали, что их запишут в Интернациональную бригаду, но им сообщили - как оказалось, ошибочно - что у ПОУМ есть колонна в Интернациональной бригаде на Арагонском фронте, и что они станут ее частью. Наряду с неизбежными протестами по поводу плохого питания, нехватки табака и материалов для чтения поступают жалобы на отсутствие действий.

Что касается роли Оруэлла в этих дискуссиях, то в отчете Коминтерна отмечается, что "ведущим и наиболее уважаемым человеком в контингенте является Эрик Блэр. Он писатель и написал несколько книг о пролетарской жизни в Англии. Он мало что понимает в политике и говорит: "Я не интересуюсь политикой партии и приехал в Испанию как антифашист, чтобы бороться против фашизма". ' Эту отстраненность подтверждает молодой американский доброволец по имени Гарри Милтон, который считает, что "в то время у него не было политического сознания. Он не понимал, какую роль играли коммунисты в Испании". Но к этому времени ни Оруэлл, ни его жена уже не смогли бы избежать партийной политики: Эйлин, когда развлекалась в Барселоне со своей новой подругой Лоис Орр, женой Чарльза ("У меня было 3 превосходных ужина подряд... Я пью кофе около трех раз в день, а пью и того больше"), стала частью социального круга, в который, в лице итальянского агента по имени Джорджио Тиоли и англичанина Дэвида Крука, входили по меньшей мере два шпиона Коминтерна. Интерес Коминтерна к Эйлин вполне понятен. Будучи секретарем Джона Макнейра и очень скоро после этого представленная Коппу, который регулярно возвращался в Барселону и которому Оруэлл присылал записки, чтобы она их напечатала, она, вероятно, представляла для них больший интерес, чем сам Оруэлл. Вряд ли можно считать совпадением то, что Тиоли снял комнату по соседству с комнатой Эйлин в отеле "Континенталь".

Информаторы Коминтерна, ошивавшиеся в "Континентале" и соседнем отеле "Фалькон" - известном притоне ПОУМ - были бы еще больше заинтригованы планом, который Айлин разработала через три или четыре недели после своего прибытия в Барселону. Это было не что иное, как визит на фронт, где она могла бы временно воссоединиться с Оруэллом и переправить ему столь необходимые припасы. Копп был в игре и в середине марта, взяв в аренду штабную машину, отвез ее в Уэску, где она пробыла три дня, и ей разрешили переночевать вместе с мужем в одной из пристроек фермерского дома, служившего казармой подразделения. "Это был довольно интересный визит, - сообщила она Муру, - я никогда не получала большего удовольствия". В то утро, когда она должна была вернуться, Копп разрешил им провести дополнительные часы в постели: "Я появилась в черной темноте и пробиралась по колено в грязи через странные здания, пока не увидела слабое свечение... где Копп ждал в своей машине". Сохранилась знаменитая фотография, на которой дюжина членов контингента МЛП выстроилась позади одного из испанских пулеметчиков. Эйлин, прижавшаяся к Оруэллу, выглядит так, как будто она проводит время всей своей жизни.

Как всегда, оставались вопросы о здоровье Оруэлла. В письме Эйлин матери от 22 марта отмечается, что он посетил крошечную больницу в близлежащем Монфлорите, но утверждает, что ничего страшного, кроме "простуды, переутомления и т.д.". Осмотрев помещения и главного врача ("довольно невежественный и невероятно грязный... руки доктора никогда не мыли"), Эйлин не была впечатлена. При более благоприятных обстоятельствах, сказала она миссис О'Шонесси, она бы осталась в больнице и работала медсестрой. Теперь же она считала, что интересы ее мужа будут лучше соблюдены, если она останется в Барселоне и будет отправлять посылки на фронт. Как оказалось, вскоре Оруэлл снова оказался в госпитале с отравленной рукой. Он провел там десять дней, потеряв несколько своих вещей из-за испанских санитаров, но наслаждаясь прогулками по сельской местности. Из Монфлорита он написал длинное, ласковое письмо Эйлин, в котором благодарил ее за недавно доставленные сигары ("мое сердце растаяло"), сообщал, что его рука "почти поправилась", и обсуждал - в целом весьма благоприятные - отзывы о "Дороге на Уиган Пирс", которые были ему пересланы. Среди них была заметка Гарри Поллитта в газете Daily Worker, чей резкий тон Оруэлл объяснил тем, что он слышал, что автор был в POUM. На самом деле, уроженец Дройлсдена Поллитт, похоже, реагировал на то, что он считал чрезмерной привередливостью Оруэлла: большинство ланкаширских женщин, прочитавших книгу, настаивал он, "хотели бы вытереть пыль из штанов Оруэлла за его оскорбления и тонкий нос".

Он вернулся на фронт, чтобы принять участие в самом опасном эпизоде своей военной карьеры, когда потребовались добровольцы для ночной атаки на позиции фашистов. Из двух сохранившихся отчетов об этом сражении "Homage to Catalonia" более рефлексивный; описание, появившееся в "ILP New Leader", более энергичное ("Charge!" shouted Blair. "Направо и внутрь!" - крикнул Пэдди Донован. "Мы что, приуныли?" - кричал французский капитан Бенджамин"). Сам Оруэлл вспоминал дни, проведенные в Бирме во время преследования дичи ("то же мучительное желание подобраться на расстояние выстрела, та же похожая на сон уверенность, что это невозможно"). Благодаря обширному пространству свежевырытых траншей, которые саперы соорудили под покровом темноты, они подобрались на расстояние нескольких ярдов к фашистской линии, прежде чем защитники увидели их. Очевидцы подчеркивают хладнокровие Оруэлла под огнем. Один ополченец вспоминал, как он встал, чтобы крикнуть: "Вперед, ублюдки!", на что тот ответил: "Ради всего святого, Эрик, пригнись". Прорвав вражеские ряды, Оруэлл обнаружил, что преследует отступающего националиста по траншее на острие штыка. Как