как-то отодвинулась в общественном воображении, превратившись в вопрос газетных заголовков и слухов издалека, а не выстрелов и пылающего неба. Толпы людей, проходящих по Рамблас под лучами весеннего солнца, потеряли интерес к борьбе, решил Оруэлл; прежний революционный пыл угас. И если нормальная жизнь, казалось, возвращалась, то старые социальные различия, которые ее поддерживали, снова пришли в движение. Заведя Эйлин в магазин чулочно-носочных изделий, Оруэлл был встречен почтительным продавцом, чья учтивость показалась бы чрезмерной на Оксфорд-стрит.

Однако, как он быстро заметил, спокойная поверхность была обманчива. Одной из особенностей новой Барселоны было количество похорон - пышных церемоний в память о жертвах политических убийств, совершенных враждующими республиканскими группировками. Другая особенность заключалась в растущей сложности разногласий, которые начали подтачивать антифранковскую коалицию. Через день или два после возвращения в город Оруэлл наблюдал за реакцией общественности на убийство видного члена UGT. Похоронная процессия, состоявшая из войск "Народной армии", в которую теоретически были объединены все республиканские силы, прошла мимо его наблюдательного пункта в отеле "Континенталь" за два часа. В ту ночь он и Эйлин проснулись от выстрелов с площади Каталонии, где, как выяснилось позже, в отместку был убит человек из CNT. Хотя первомайская демонстрация, на которую Макнейр призывал своих людей, была отменена из-за опасения беспорядков - как странно, размышлял Оруэлл, что Барселона должна быть единственным крупным городом в нефашистской Европе, который не празднует двадцатую годовщину советской революции, - политическая ситуация продолжала ухудшаться. Джек Брантвейт вспоминал, как сидел рядом с Оруэллом в отеле "Континенталь", когда на улице внизу вспыхнула драка и пуля влетела в окно: "Мы все пригнулись. Мы не понимали, в чем дело".

Через два дня после сорвавшейся первомайской демонстрации нелегкая полутруба между правительством и анархистскими фракциями окончательно переросла в открытый конфликт. Его центром стала телефонная станция в Барселоне. Это была в основном вотчина анархистски настроенных рабочих CNT, один из которых, как утверждалось, прервал телефонный звонок Мануэля Азаны, президента Испании. В ответ на это несколько грузовиков гражданской гвардии прибыли на и попытались заблокировать здание. Когда новости о вторжении распространились по городу, Оруэлл стал свидетелем стычки на Рамблас, где группа анархистов перестреливалась с автоматчиком в башне близлежащей церкви. Вскоре после этого вместе с американским военным врачом, которого он знал по Арагонскому фронту, он прибыл в отель "Фалькон" и обнаружил там хаос. Из офиса POUM напротив раздавали винтовки, предполагая, что Гражданская гвардия на хвосте у CNT. В отсутствие достоверной информации защитники расположились в ожидании. МакНейр, связавшись по телефону, сообщил, что все в порядке. К тому времени, когда он приехал через полчаса с двумя пачками сигарет Lucky Strike и дважды остановленный патрулями анархистов, ополченцы успели составить опись своих позиций. Перспективы были плохими: оружия почти не было (винтовку Оруэлла тут же украл подросток), оружейная комната была практически пуста, а место было переполнено прохожими, которые укрылись, когда начались беспорядки.

В книге "Homage to Catalonia" Оруэлл утверждает, что большинство участников событий считали это спонтанной вспышкой инакомыслия, "стычкой" между анархистами и полицией. На самом деле, в дело вступил определенный расчет. Если ортодоксальные левые стремились подавить троцкистские элементы в коалиции, то некоторые лидеры POUM были не прочь подлить масла в огонь. Все это, естественно, не было известно Оруэллу, который провел неуютную ночь на полу офиса POUM. Здание ранее функционировало как театр-кабаре, и он смог сымпровизировать спальное место, сорвав занавес с одной из сцен. В 3 часа ночи ему дали винтовку и поставили караулить у окна. Утром теория "поднятия пыли" была опровергнута. На улице были баррикады. Решив вернуться в отель "Континенталь", Оруэлл и еще один англичанин дошли до продовольственного рынка на полпути по Рамблас, когда началась стрельба. В башне церкви, где Оруэлл видел стрельбу накануне, находились гвардейцы, которые стреляли в каждого, кто проходил мимо. Он перешел улицу бегом, когда над его головой "неуютно близко" пролетела пуля. Добравшись до отеля, убедившись, что Эйлин в безопасности, и умывшись, он направился в офис POUM, чтобы узнать, что ему нужно.

Каким бы опасным ни был фон, в Барселоне было много старых друзей. Одним из них был Копп, которого Оруэлл обнаружил в здании POUM и завел с ним разговор, в то время как шум пулеметной стрельбы становился все громче, а с улицы внизу доносилась серия ужасающих грохотов. Поспешив вернуться вниз, они обнаружили, что в дверном проеме расположилась группа бойцов ударных частей, которые бросали бомбы вниз по улице, как множество сосновых шишек. Другой старый друг, американский товарищ Оруэлла Гарри Милтон, высунул голову над ободком киоска. Оба зрелища оказались результатом того, что гвардейцы забаррикадировались в соседнем кафе "Мока", пытались пробиться наружу, отступили в кафе, а затем открыли огонь по Милтону, который случайно шел по улице и предусмотрительно нырнул в укрытие.

В последовавшем затем длительном противостоянии доминировал Копп. Он начал с того, что встал прямо перед кафе, положил свой пистолет и в сопровождении двух испанских ополченцев подошел к двери, за которой прятались солдаты Гражданской гвардии. Человек в рубашке с рукавами, вышедший для ведения переговоров, обратил внимание Коппа на две неразорвавшиеся бомбы, лежавшие на тротуаре. Оруэлл, получив приказ обезвредить одну из них из винтовки, успел произвести выстрел - единственный, который он произвел за все время беспорядков в Барселоне, - в асфальт. Вернувшись в здание POUM, Копп отдал приказ. Он приказал защищаться в случае нападения, но не открывать огонь без крайней необходимости. К счастью, под рукой была отличная точка обзора в виде кинотеатра "Полиорама", на верхнем этаже которого находилась обсерватория с двумя куполами, выходившими на улицу. В течение следующих трех дней Оруэлл оставался на крыше, не испытывая ничего хуже голода и скуки, но переживая то, что позже он назвал "одним из самых невыносимых периодов в моей жизни". Он провел это время, читая запас пингвиновских книг в мягких обложках, попивая пиво, награбленное в кафе "Мока", которое гвардейцы подарили Коппу во исполнение неофициального пакта о ненападении, и возобновляя знакомство с третьим старым другом.

Это был Джон Кимче, его товарищ по бездомности и коллега из "Уголка книголюбов". Кимче, пораженный тем, как легко они вернулись к беседе ("Мы словно возобновили разговоры, которые вели в Хэмпстеде"), вспомнил, как Оруэлл критиковал недостатки ополчения и неадекватность его снаряжения. Если в рассказе Оруэлла об уличных боях в Барселоне и есть что-то сюрреалистическое, то это связано не только с несоответствием обстановки - кафе, кабаре для пенсионеров, кинообсерватория - и их персонала, но и с ощущением того, что