class="p1">Улыбка старика стала шире. Он покачал головой, наконец разрывая контакт взглядов, и, опустив уже полупустую ложечку в чай, принялся помешивать.

— Что вы, Грегори, вы ведь были лучшим целителем знаменитого Центрального госпиталя. Я не могу пренебрегать мнением коллеги.

Даже так?..

Грег качнул головой.

— Лучшим из молодых специалистов. Я не успел обзавестись достаточным опытом.

Кажется, план не вызвать подозрений тоже с треском провалился, и началась игра «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю».

И, видимо, вариант с «бежать и звать на помощь» все-таки был не самым безнадежным...

Грегори не сдержался и бросил взгляд на дверь. Естественно, Бирн заметил, усмехнулся. Снова совершенно по-доброму, разве что немного снисходительно.

— Лучшим, — возразил он, продолжая эту уже абсолютно бессмысленную беседу. — А стать лучше к двадцати пяти годам — это заслуживает восхищения. — И без паузы, с резким переходом: — Почему вы не пьете чай, Грегори?

Вот игры и закончились.

— Он отравлен? — прямо спросил Грег, опустив взгляд на еще парующую чашку у своего локтя.

Старик улыбнулся.

— Лишь вашими дурными мыслями. — А уже через миг улыбка слетела с его лица, как не бывало. — Пейте, Грегори, — он не повышал тона, но в его негромком спокойном голосе было столько угрозы и предупреждения, что не заметил бы это разве что глухой. — Пейте, — повторил Бирн.

Грегори не шелохнулся.

Не отрава, так снотворное или парализующее средство — да что угодно, черт возьми.

Старик осуждающе покачал головой и, опустившись на свободный табурет, взял в руки вторую чашку, сам сделал первый глоток.

Грег внимательно следил за каждым его движением. Маг он или не маг, Бирн вчетверо старше него. Чтобы быстро выбросить щит, нужна не только сила, но и скорость реакции. А что, если?..

— Давайте только без глупостей, — попросил старый целитель, он же по совместительству примский маньяк, безмятежно подув на свой чай. — Эта каморка опутана таким количеством защитных заклятий, что, если со мной что-то случится, вы умрете прежде, чем поймете, что натворили. — Грег сжал зубы и остался на месте. — Пейте, — повторил Бирн уже в третий раз. — Пейте. Хороший чай, вы пили его целый год, и ничего.

Грегори удивленно перевел взгляд со старика на чашку, потом таки подхватил ее за тонкую ручку и поднес к лицу.

Запах и правда был знакомым. И пил он этот чай вовсе не в каморке целителя один раз в месяц, а чуть ли не ежедневно и в последний раз не далее как вчера.

— Шерлиз... — выдохнул Грег так резко, что жидкость в чашке качнулась.

Не сходящая с лица старика улыбка теперь стала очевидно снисходительной.

— А что, думали, я поверю, будто вы пьете те травы, которые я вам прописывал? Это всего лишь тонизирующие сборы, доступные в любой лавке. Надо же мне было вам что-то рекомендовать, чтобы не вызвать подозрений? А матушка Шерлиз была так любезна помочь…

И травила его какой-то бурдой день ото дня?!

— Пейте, — снова повторил старик, щурясь от пара над своей чашкой. — Пейте и слушайте.

Глава 41

Бирну было семнадцать, когда он лишился дара. В отличие от Грегори, это произошло не из-за травмы и не по вине несчастного случая. Банальная глупость неопытного юного мага: пытаясь исцелить смертельно раненого пациента, переоценил свои силы, не заметил момента, когда резерв опустел, и, вместо того чтобы остановиться, поднажал еще. Обычно в таких случаях маг теряет сознание от слабости или просто не может больше выдавить из себя и каплю магии. Но бывает и иначе: от перегрузки перегорает резерв. Случай один на миллион, но случается. Так произошло и с Бирном.

Он подавал большие надежды, быстро учился, схватывая практически на лету, и уже в подростковом возрасте умел больше, чем многие опытные целители. «Самородок», — так звал его наставник, гордясь своим учеником и строя планы на его великое будущее.

И именно наставник не смог смириться с потерей дара своего протеже даже больше, чем тот сам.

Когда-то, когда наставник сам был еще совсем мальчишкой, прабабка рассказывала ему о методе возвращения утраченной магии, ритуале сложном, долгом и энергозатратном, но, по ее словам, действительно возможном. Всего-то и надо было собрать в полнолуние некоторые особые травы, настоять их в болотной воде еще две луны, а затем напоить… нет, не того, кому требуется вернуться дар, а того, кто отдаст ради этого свою жизненную силу, которую нужно затем правильно собрать.

К слову, той прабабке было уже под сотню лет, и, рассказывая это потомку, вряд ли она еще пребывала в здравом рассудке. Но тот решился попробовать.

Десять-двенадцать жертв, утверждала полуслепая старуха, с недугом которой уже не справлялись ни самоисцеление, ни другие белые маги. Десять-двенадцать жертв на этапе подготовки и еще по одной раз в несколько месяцев в течение первого года.

Два десятка смертей в обмен на сотни, тысячи жизней, которые сможет спасти исцелившийся ученик, — невелика потеря. Так рассуждал наставник Бирна и приступил к делу, рискнув довериться словам уже давно скончавшейся безумной старухи.

Прабабка не соврала: ритуал подействовал, как должен был, и юный Бирн не только вернул себе дар, но и преумножил его. Если бы тогда уже определяли дар по книгам темных, как это принято сейчас, должно быть, он поднялся бы с шестого уровня до восьмого.

Наставник ликовал. Наставник праздновал победу. Наставник… начал завидовать своему ученику и решил провести еще один ритуал, но уже для себя.

— По моим прикидкам, — спокойно рассказывал старик, покачивая давно опустевшую чашку в скрюченных от возраста пальцах, — у него изначально был уровень дара не ниже пятого. Он увеличил его одним ритуалом, но все равно не достиг моего и пошел на второй круг…

Юный наивный Бирн помогал наставнику во всем: как с приготовлением чудо-средства, так и с поиском потенциальных жертв и их подготовкой к ритуалу. Убивали тоже вместе. Но когда учитель объявил, что планирует повторять ритуалы раз за разом, повышая и повышая свою силу, ученик наконец понял, что они заигрались.

— Я убил его во сне, — все тем же ровным тоном признался Бирн, продолжая крутить в пальцах чашку. — Он ничего не почувствовал…

А потом молодой, но теперь чрезвычайно одаренный целитель покинул родной город и уехал искать лучшей доли. Пожил и в Прибрежье, и