– Когда?

– Завтра. Скорее всего.

– Скорее всего?

– Начиная с полудня, держите радио включенным. Или телевизор. Слушайте новости.

– И что я должен услышать?

– Сообщение про угон самолета. Рейс из Хитроу.

Брэдфилд с задумчивым видом затянулся самокруткой. Впрочем, свои мысли он озвучивать не стал.

Петра подалась вперед.

– Вскроете конверт лишь в том случае, если угон состоится. Если в течение двадцати четырех часов вы ничего не услышите, сожгите его, не вскрывая. Вы меня поняли?

Брэдфилд кивнул – и лишь затем сделал первый глоток из очередной порции «Гиннесса».

– Мне интересно одно. С чего ты взяла, что можешь мне доверять?

– Потому что когда я впервые пришла к вам, вы моментально увидели меня насквозь. Вы еще сказали мне, что мне не следует носить пистолет, если я не готова из него стрелять. Помните?

Брэдфилд медленно кивнул:

– Помню.

– Несмотря на это, вы не выставили меня за дверь.

– И по этой причине теперь я пользуюсь у тебя доверием?

– Отчасти.

– А что же тогда вторая часть?

– Вы ее знаете.

* * *

Брюэр-стрит. Она поклялась себе, что это будет в последний раз. Впрочем, сколько раз она уже давала себе такое обещание? Дождь перешел в противную мелкую изморось. Петра прошла мимо двери. Та была закрыта, но явно не заперта. По крайней мере, раньше ее никогда не запирали. Легкий толчок – и ей открылся так хорошо ей знакомый темный коридор. Посмотрев на окна верхних этажей, задернутых плотными шторами, она двинулась дальше.

Через две минуты Петра была уже на пожарной лестнице на задней стене здания рядом с тем домом, в котором она когда-то работала. Железная лестница была все такой же шаткой. Из кирпичей, в которых она была закреплена, сыпалась известка. Петра забралась на самый верх и проверила навесной замок. Тот, как и раньше, болтался на честном слове. Одно нажатие плечом – и дверь открылась. Шагнув внутрь и закрыв за собой дверь, она включила пластиковый фонарик, который дал ей Резерфорд. Луч был слабый, но его хватало. Петра обвела им чердак.

Это место по-прежнему было музеем. Этакий кусок идеально законсервированного прошлого. Перевязанные бечевкой стопки газет и журналов лежали на тех же местах. Как и разбросанные упаковочные коробки. Подойдя к пустому баку, Петра посветила внутрь лучом фонарика. Компьютер Проктора был по-прежнему там. Затем она вернулась к входной двери, чтобы сосчитать половицы. Пройдя требуемое расстояние влево, опустилась на колени и приподняла доску. Пластиковый пакет с семью дисками Проктора был там, где ему и полагалось быть, рядом с небольшой голубой сумочкой для туалетных принадлежностей, которая первоначально была собственностью авиакомпании «Вариг эйрлайнс». Чуть раньше, на неделе между Рождеством и Новым годом, Петра положила рядом с дисками сумочку. Внутри была пачка банкнот – фунты, доллары, франки, немецкие марки, – а также третий комплект документов, изготовленных для нее Сирилом Брэдфилдом.

* * *

Ноутбук Марка Серра стоял на столе ее гостиной рядом с двумя аудиоплеерами «Сони Уокмэн» – один тот, который ей дал Серра, второй она купила сама. Единственным источником света в комнате был включенный экран. Изученные ею файлы лишь подкрепляли горькую правду: здесь не было ничего мало-мальски значимого. С другой стороны, кто поручится, что нужный ей ответ записан на диске с данными?

Петра зарылась лицом в ладони и глубоко вздохнула.

Если самолет завтра не поднимется в воздух, погибнут почти четыре тысячи человек.

Он так и сказал. Она раз за разом мысленно прокручивала его слова. Что за ними кроется?

Блеф человека, который знает свою судьбу, или последняя попытка спасти себя на пороге смерти? Почти четыре тысячи человек? Почему именно столько? Возможно, причины этому просто нет. Как она ни старалась, ей так и не удалось представить, как и почему умрут эти люди, если самолет не поднимется в воздух. Иное дело, когда он взлетит…

Когда самолет будет в воздухе, кто скажет, что с ним может произойти? Правда, Серра заверил ее, что угнанный самолет совершит посадку на Мальте и пассажиры и экипаж – по крайней мере, бо́льшая их часть – будут выпущены. Но если Халил был фикцией – скорее всего, – то почему Мальта тоже не может быть ею?

Размышления о возможном развитии событий не помогали. Чем больше Петра думала на эту тему, тем запутаннее становились ее мысли. Тогда она решила сосредоточиться на том, что ей было известно. Александер никогда не согласится на ее участие в операции захвата. Если помешать угону, то будут поставлены под удар жизни четырех тысяч человек. Если же угон состоится, то смертельной опасности точно подвергнутся жизни более чем трехсот пассажиров. И что самое главное, Александер никогда не поверит, что Халил – это фикция, и это притом что кто, как не он сам, сотворил Петру Рейтер… Услышав такое из ее уст, он наверняка объявит это полным абсурдом или же глупостью. Но в любом случае его реакция до боли предсказуема.

Не будучи больше ни в чем уверена, она выключила ноутбук Серра и набрала номер Фрэнка.

– Марина?

– Ммм…

– Я думал о тебе весь день. Можно заглянуть к тебе?

– Нет. Лучше я к тебе. Хочется сменить обстановку.

* * *

Мы целуемся, и он за руку ведет меня в гостиную, где предлагает выпить вина. На столе открыта бутылка «Риохи». Я с благодарностью беру бокал. Вино согревает. Фрэнк берет меня за руку выше локтя и бережно направляет к дивану. Его пальцы давят на рану, на которую наложены швы. Я невольно вздрагиваю и выплескиваю немного вина на ковер и кофейный столик. Пролитое вино Фрэнка не волнует. Зато он с тревогой смотрит на меня:

– С тобой всё в порядке?

Мне не хочется ему лгать, поэтому я молчу.

– Что у тебя с рукой? – спрашивает он.

Я лишь качаю головой. И дело не в том, что я нарочно отказываюсь отвечать ему. Просто не могу открыть рта. Особенно в данный момент. Похоже, он это понял. На мне плотная черная рубашка поверх серой майки. Его пальцы расстегивают пуговицы и распахивают полы рубашки. Он оттягивает ткань в сторону и видит вокруг моего левого бицепса повязку.

– Что случилось?

– Я порезалась.

– Чем?

– Ножом.

Понятное дело, глаза его лезут на лоб.

– Кто это сделал?

– Садись, – говорю я ему.

– Марина…

– Садись.

Он подчиняется и садится на диван. Я сажусь рядом с ним.

– Фрэнк, я должна тебе что-то сказать, – говорю я. – Вообще-то очень многое. И хочу, чтобы ты выслушал меня и не перебивал. Договорились?