– Ты так считаешь? Будь это так, тебе, наверное, было бы легче? – спросил он.

– Вообще-то лично мне все равно.

– Я жил в Европе. И знаю, что это такое – быть там мусульманином. Я не раз сталкивался с расизмом европейцев. Я отлично понимаю стереотипы. Знаю, кто мы такие в их глазах. Варвары и дикари. Фанатики. Животные из стран третьего мира.

– У тебя паранойя.

– Ты так думаешь? – Петра не ответила. – «Холодная война» закончилась, но Западу по-прежнему нужен враг. Израилю нужен враг за пределами его границ, на которого можно было бы перевести стрелки, вместо того чтобы бороться с внутренней угрозой. Европе нужен общий враг, чтобы избежать раздробления. Американским производителям оружия нужен враг, чтобы сохранить свои барыши. Страх – действенная штука. Неудивительно, что ислам привыкли изображать религией нетерпимости и агрессии. Кому-то нужно, чтобы люди воспринимали его именно так.

– Мне казалось, ты только что сказал, что религия здесь ни при чем.

– Верно. Ни при чем. Однако мусульман почему-то привыкли изображать монстрами.

– Но разве не религия привела тебя сюда?

Реза несколько секунд молчал, прежде чем ответить.

– Если я умру, то вовсе не во имя ислама. И не во славу Аллаха.

– Тогда во имя чего?

Ответом на ее вопрос стало молчание. Реза Мохаммед встретился с ней взглядом. Петра ожидала увидеть в его глазах гнев, но не увидела. В них не было ничего.

– Ты сказал, что вы искали что-то другое, – произнесла она в конце концов.

Он нахмурился.

– Ты о чем?

– О рейсе NE-ноль двадцать семь.

– Понятно.

– То есть та операция, на ваш взгляд, была неудачной?

– Отчего же, очень даже удачной, но она также выявила наши слабые места. Не подложи я лично взрывное устройство – или же будь оно подложено в другую часть самолета, – тот, возможно, не был бы уничтожен. Протащить своих людей в штат наземных служб – или подкупить их представителей – это вряд ли было реалистичной перспективой на будущее. Повторить такое будет сложно. Не говоря уже о том, что такое нелегко осуществить.

Петра подумала про университетский курс Резы Мохаммеда в Имперском колледже, а также про курс, который изучал Мустафа Села. Что, если сейчас она видит перед собой их обоих? Сидя перед ним на борту «Боинга», она могла легко представить его в лекционном зале, на лекции по самолетостроению. Как он слушает лекцию и пытается вычислить уязвимые места в конструкции самолетов.

– Все равно непонятно, как можно без этого обойтись, – сказала Петра.

– Без чего?

– Без вербовки наземных служб или проникновения в экипаж.

– Вообще-то легко, хотя тебе такого никогда не сделать, – произнес он, не пытаясь даже скрыть презрения в голосе. – Для этого нужно иметь добровольцев, которые готовы умереть за свои убеждения. Как наемница, ты веришь только в деньги. Но готова ли ты умереть ради них?

– Разумеется, нет. Для наемницы небо здесь, на земле, и за него нужно платить чистоганом.

– Вот в этом-то и разница.

– Но ведь даже смертник должен как-то пронести взрывное устройство на борт.

– Это самое легкое, – отмахнулся Реза Мохаммед. – Тебе известно, что как-то раз в Риме я пронес на борт рейса «Алиталии» в ручной клади пистолет? Да-да. Не смотри на меня так. Это было пару лет назад. Я сам удивился, когда по прилете в Лондон нашел его на дне сумки. Не знаю, кто положил его туда. По всей видимости, это была чья-то досадная ошибка. С другой стороны, меня вовсе не удивило, что я прошел с ним в Риме через службу безопасности. С бомбой все гораздо проще. Ее можно пронести по частям. Например, триггер можно спрятать в портативном магнитофоне. Таймером – если вам нужен таймер – могут стать дешевые часы. Есть еще сама взрывчатка. Если она жидкая, ее можно пронести в любом контейнере – например, в пузырьке из-под жидкости для контактных линз.

– Но тогда тебе нужно будет пойти в туалет, соединить части, сложить их в сумку и…

– И поставить ее в нужном месте. Это самое главное. В таком самолете, как этот, в некоторых частях салона пассажиры сидят менее чем в полуметре от топливных баков. А тебе известно, насколько прочен пол салона? Так себе, если честно. Его тестируют, чтобы он выдержал давление женского каблука-шпильки, и это, пожалуй, всё. Рейс «Северо-Восточных авиалиний» был экспериментом. Исходной точкой. И хотя эксперимент этот остался единственным в своем роде и его нельзя было повторить, он указал путь вперед.

– К чему именно?

– К тому, что происходит сейчас.

* * *

Мне как будто дали под дых. Я забыла, как это – дышать. Помнится, Энн Митчелл однажды сказала мне в ту пору, когда я из Стефани превращалась в Лизу. «Ты поймешь, что такое настоящее падение, лишь когда будешь вынуждена продавать себя за гроши. И окажется, что разница невелика».

Сейчас я чувствую нечто подобное. Новый уровень падения.

То, что мои родители – да и все пассажиры на борту рейса NE027 – встретили страшную смерть, невозможно ни забыть, ни простить. Но куда страшнее то, что все они стали жертвой частично удавшегося эксперимента. Неужели такое возможно? Это с трудом укладывается в голове. С другой стороны, они мертвы. Поэтому какая разница? Их все равно уже не вернуть.

И все же это чувство не проходит. Пустота внутри меня теперь глубже, чем раньше, – примерно такая же, как в детстве, когда я пыталась представить космическое пространство и не могла совладать с понятием бесконечности. Ведь оно наверняка должно где-то кончаться, казалось мне. Но если оно где-то заканчивается, то что это за барьер и что существует по ту сторону от него? Вот уравнение, что лучше всего описывает то, что я чувствую в эти минуты: горе и пустота, помноженные на бесконечность плюс один.

Шок от откровений Резы Мохаммеда повергает мои мысли и чувства в полный раздрай. Надеюсь, что внешне это незаметно. Я собираю волю в кулак и пытаюсь сосредоточиться на том, что мне нужно сделать.

Я говорю Мохаммеду, что если буду нужна ему, он может найти меня в салоне первого класса. Встав с подлокотника, на котором я все это время сидела, потягиваюсь и как бы невзначай задеваю бедром висящую на спинке кресла куртку. Она падает на пол. Я поднимаю ее с пола и возвращаю на место. При этом незаметно извлекаю из внутреннего кармана, по которому недавно похлопал Мохаммед, диск. Но Реза не замечает ловкости моих рук. Этому искусству я научилась не в Маджента-Хаус. Его я унаследовала от Лизы. В последний раз воспользовалась им, когда увела бумажники у двух вдрызг пьяных болгарских бизнесменов в зачуханном отельчике на Кингс-Кросс.

Сегодня это было даже проще.

* * *

Оставшись одна в салоне первого класса, Петра уселась в кресло и открыла ноутбук Серра. Реза Мохаммед был прав. На первый взгляд данные на диске не представляли особой ценности. Однако Петра знала: файлы – лишь ключики к серии скрытых программ, включая те две, что предназначены для шифрования и дешифровки. Серра разработал систему, в которой ноутбук и диск работали лишь в тандеме. По отдельности информация на обоих мало что значила. Вместе же они представляли идеальную, самодостаточную систему. Искать и находить скрытые компоненты Петру научила Рози.