– Прикройте, пожалуйста, окно! – попросил я и полез по трубе вверх.

Поднявшись до уровня крыши, я благополучно перепрыгнул на нее, сел на краю карниза, свесив ноги, оделся, а потом несколько минут любовался оперативной работой Панина и его верноподданных. Пяток крепких милиционеров оцепили вход в банно-прачечный комбинат, другой пяток, толкаясь в узком дверном проеме, ринулся внутрь здания. Я мысленно пожурил их за суетливость и неорганизованность и спрыгнул с противоположной стороны на большую кучу угля, насыпанную рядом с котельной. Пока Панин будет смывать пену со всех посетителей, рыскать по душевой, парной и тыкать палкой по дну бассейна, пройдет не меньше десяти минут. Этого времени мне вполне хватит на то, чтобы неторопливо дойти до неухоженных дебрей школьного сада. А оттуда я смогу незаметно пройти на дальние огороды, спуститься к реке и вдоль нее дойти до высокого песчаного обрыва. Там, под забором усадьбы, я дождусь, когда на моих часах пропиликает восемнадцать ноль-ноль и наступит время встречи со Столешко.

«На этот случай мне бы не помешал пистолет, – думал я, медленно ступая по влажным листьям оврага и постоянно озираясь по сторонам. – Надо было взять его у Татьяны, как я это уже делал – прижать к стене и сунуть руку ей под куртку… Вышла девочка из игры, сдалась. Она упустила и коробку с ампулами, и инициативу. Жалко, конечно, ее растоптанное профессиональное достоинство. Когда вернусь с документами к Родиону, надо будет уступить ей финал. Пусть вместе с Родионом и Ледой едет к Панину и все ему объясняет. А я буду пить водку и отсыпаться…»

Чем ближе я приближался к месту встречи, тем сильнее меня охватывала нервная дрожь. Я вспоминал свои слова, сказанные Столешко по телефону, тот ребус, в котором я зашифровал время и место встречи. Сумма гонорара – двадцать тысяч баксов. Убрать три нуля – двадцать. Вычесть два – восемнадцать. Все правильно. Мои часы показывали восемнадцать часов три минуты. Он уже должен стоять у могилы.

Я остановился на дне оврага, до боли в глазах всматриваясь вперед. Между серых стволов деревьев проглядывала кучка глинистых комков и лежащее рядом сучковатое бревно с корявыми ветками. «Что-то его не видно, – подумал я. – Может, прячется где-нибудь выше и оттуда высматривает меня?»

Хлопая крыльями, над моей головой пролетела черная птица. От неожиданности я вздрогнул, по спине прошел холодок. Мелкий дождь, задерживаясь в сети из плотно сплетенных веток, редкими тяжелыми каплями падал на землю. Я поднял воротник куртки. «Иногда интуиция мешает, – подумал я. – Слишком разговорчива и осторожна».

Я пошел дальше, но уже совсем медленно. Панин, подслушав разговор, не мог вычислить место нашей встречи без помощи Столешко, думал я. Но трудно поверить, что Столешко добровольно выдал меня милиции. Это для него смертный приговор. Не мог он это сделать. Не должен был это сделать…

К подошвам кроссовок стала налипать грязь. Я посмотрел под ноги. Комки земли были раскиданы вокруг ямы… Точнее, ямы уже не было, ее закопали и разровняли бруствер. А ту землю, которая не вошла, раскидали в стороны… «Так быть не может, – думал я. – Бревно, которое Родион использовал для объема, второй раз закапывать не стали. Вот оно лежит. А земля все-таки не уместилась в яме. И ее, чтобы не было холма, раскидали».

Я не мог оторвать взгляда от клочка перекопанной земли, напоминающей маленькую грядку, словно кто-то решил разбить в лесу огород. От него исходил какой-то притягательный ужас. Я опустился на корточки, сжал в кулаке пучок травы и приподнял тяжелый срез дерна, словно человеческую голову за волосы. Остановиться уже не было сил, и я стал разгребать рыхлый грунт ладонями, и чем глубже уходили в землю мои руки, тем страшнее мне становилось. И когда я уже вымазал рукава куртки по локоть, нащупал под слоем земли ткань и, холодея, схватился за нее и потянул на себя. Опять, мысленно твердил я, опять закопали какую-то одежду. Это была бессмысленная попытка обмануть себя, потому что я уже видел рукав серого плаща, черные пуговицы с рельефным вензелем «Г», чувствовал его тяжесть и не смог не крикнуть, когда, взрыхляя землю, на поверхность вырвалась скрюченная, паукообразная, почерневшая рука.

– Тебе не надоело здесь ковыряться?

Я выпрямился тугой пружиной. Передо мной стоял Столешко. Он был в больших черных очках, лицо его наполовину прикрывала широкополая шляпа. Свитер с высоким воротом накатывал на подбородок. И все же я без труда заметил воспаленные шишки и гнойные корки на его небритых щеках. Губы распухли и потрескались, край рта кровоточил, и Столешко прикладывал к нему платок в бурых пятнах. Перемена, которая произошла с ним за последнее время, была разительна. От прежнего сходства с Родионом почти ничего не осталось. Передо мной стоял больной урод.

– Ты выбрал не совсем удачное место, – сказал Столешко хриплым голосом и прижал платок ко рту. – Тебя могут сверху заметить охранники. Спустимся по оврагу ниже, только быстрей!

Он перешагнул через руку мертвеца и пошел вниз, ничуть не опасаясь идти ко мне спиной. Он действительно беспокоился о том, чтобы меня никто не заметил, но в его поведении что-то меня настораживало.

– Значит, так, – говорил он, не оборачиваясь. – Будем беречь время – и твое, и мое. В твоем распоряжении десять минут. Если я не поднимусь к особняку, Гонза по радио вызовет милицию… Панин совсем рядом, у ворот…

Он резко остановился, обернулся и протянул мне какой-то предмет. Я не сразу понял, что это диктофон.

– Для начала послушай запись. Она короткая, всего минуты на две…

Я не прикоснулся к диктофону, и тогда Столешко сам включил кнопку воспроизведения и поднес ладонь с диктофоном почти к моему лицу. Я сразу узнал голос Татьяны, хоть он и был искажен мембраной телефона:

«Слушай меня, Столешко! Если ты не хочешь, чтобы я разбила все оставшиеся ампулы, через пятнадцать минут ты должен ждать меня на автобусной остановке у ворот в усадьбу с паспортом и свидетельством о браке Родиона…»

(«Все-таки она сделала по-своему, – подумал я. – Бешеная лисица! Рысь! Камышовая кошка!»)

«Подожди, подожди! – прозвучал громкий и более отчетливый голос Столешко. Должно быть, он держал диктофон у самого рта, когда говорил по телефону. – Они у тебя?»

«Да, у меня! Ты получишь их спустя полчаса после того, как отдашь мне документы».

(Господи, какой дешевый блеф! Дурак поймет, что никаких ампул у нее нет!)

«Но чем ты можешь доказать, что ампулы у тебя?»

«Разве не достаточно того, что я передала тебе одну ампулу через охранников?»

«Но она была разбита! А где остальные? Мне нужны гарантии!»

«У меня в руках записка от Мухина, которую он передал мне вместе с ампулами. Могу зачитать… «Предполагаю, что это антилимфоцитарная сыворотка, но нужно подтверждение эксперта. Срочно слетай в отделение милиции, найди Дудина Геннадия Васильевича, пусть немедленно сделает заключение…» Достаточно?»