Понятно, что подобное путешествие для большинства беженцев немыслимо в принципе. Таким образом, единственный реальный способ добраться до Сеула – это воспользоваться помощью профессиональных проводников, известных как «брокеры». Именно брокеры организуют путешествие через Китай и переходы границ. Обычно они собирают группу беженцев и ведут ее по всему маршруту, используя сеть конспиративных квартир, решая вопросы с транспортниками, пограничниками и полицией, а чаще всего строя маршрут и работая так, что никаких вопросов и не возникает. Без брокера шансов добраться до Бангкока или Улан-Батора у беженцев нет. Однако потенциального беглеца подстерегает другая проблема: услуги брокера стоят по меркам нелегалов-гастарбайтеров очень дорого. В былые времена, то есть на рубеже 1990-х и 2000-х, некоторые из брокеров помогали беглецам по идеологическим соображениям, но и тогда такие идеалисты составляли среди брокеров меньшинство: организация побегов на Юг с самого начала была, прежде всего, бизнесом. Сейчас идеалистов не осталось вовсе: за побег надо платить, и платить дорого. С начала нулевых побеги с Севера на Юг – чистая коммерция, «только бизнес и никакой политики».

Если не считать экзотических и редких сценариев, существуют два основных варианта побега. Первый, более дешевый и самый распространенный, уже описан выше: находящийся в Китае беженец потом нелегально добирается до Таиланда (возможны варианты с Бирмой и Вьетнамом) или Монголии, там обращается в южнокорейское посольство, получает билеты, временные документы и отправляется в Сеул за счет южнокорейского бюджета. В 2010–2015 годах за сопровождение по такому варианту брокеру надо было заплатить примерно 3000–4000 долларов, причем, что немаловажно, эта сумма не включала затраты на организацию перехода корейско-китайской границы, которые в последние десять лет выросли чрезвычайно. Подразумевается, что брокер забирает клиента уже в самом Китае.

Есть и другой путь, которым пользуются более состоятельные беженцы (точнее, беженцы, у которых есть более состоятельный спонсор). В соответствии с этим вариантом беженец получает поддельный паспорт и садится в любом китайском аэропорту на самолет до Сеула. По прибытии в южнокорейскую столицу он сдается властям в аэропорту. За такой побег надо заплатить куда больше – 10 000–12 000 долларов, причем основную часть этой суммы составляют расходы на поддельный паспорт. Этот способ приходится применять в тех случаях, когда у беженца есть проблемы со здоровьем или если речь идет о вывозе на Юг пожилого человека. Впрочем, позволить себе его могут только те, у кого есть на это достаточные средства.

Даже 3000 долларов, то есть минимальная цена побега по самой скромной таксе, является неподъемной суммой для 95 % северокорейских мигрантов в Китае. В подавляющем большинстве случаев услуги проводников-брокеров оплачивают не сами беглецы, а их, так сказать, спонсоры. Почти всегда в роли спонсоров выступают те члены семьи и иные родственники, которые прибыли на Юг несколькими годами раньше, устроились там и заработали денег на оплату брокеров. Таким образом, мы имеем дело с цепной миграцией. Обычно сначала на Юг уходит мать с детьми, потом она вытаскивает туда мужа, за которым иногда следуют родители и более дальние родственники. В некоторых случаях в роли спонсоров выступают и дальние родственники с Юга или из третьих стран (я знаю случаи, когда деньги на побег своих северокорейских родственников предоставляли этнические корейцы России и Канады).

Что ждет тех северокорейцев, которые добираются до Сеула? Сразу же после прибытия на Юг перебежчиков опрашивают работники южнокорейских спецслужб – как правило, Национальной службы разведки (бывшее ЦРУ Южной Кореи) и Министерства объединения. Опросы и собеседования могут занимать недели, но в большинстве случаев длятся несколько дней. Как известно, правительства в Сеуле и Пхеньяне не признают друг друга, причем каждое из них считает себя единственно законным правительством на всей территории Корейского полуострова. Поэтому по прибытии в Южную Корею перед мигрантами с Севера не стоит вопрос о приобретении южнокорейского гражданства. Поскольку с официальной сеульской точки зрения Северной Кореи вообще не существует как таковой, все ее жители – включая ЦК ТПК в полном составе и самого товарища Ким Чен Ына – уже по праву рождения являются гражданами Республики Корея.

В отличие от стран Европы и США, где для получения прав беженца необходимо доказать, что заявитель подвергался на родине политическим преследованиям, прибывшему в Южную Корею беженцу нужно доказывать лишь то, что он действительно является северным корейцем, а не, скажем, этническим корейцем Китая. Предосторожность эта никак не лишняя, так как этнические корейцы Китая время от времени пытаются выдать себя за беглецов с Севера (благо говорят они на том же диалекте), чтобы таким образом заполучить вожделенный южнокорейский паспорт. Собственно говоря, именно выявление таких псевдобеженцев сейчас и является одной из задач предварительных собеседований, хотя в основном там речь идет о получении от беженцев разведывательной информации.

После завершения собеседований мигрантов отправляют на специальные курсы, которые готовят их к будущей жизни в капиталистическом обществе. Официальное название курсов – «Центр содействия адаптации северокорейских беженцев», но в просторечии он известен как «Ханавон», или «Центр единства». Обучение в «Ханавоне» длится два-три месяца. Примерно половина учебного курса посвящена изучению южнокорейской культуры. Остальное время отводится на овладение практическими навыками. Перебежчиков приходится обучать самым базовым основам повседневной жизни – ездить на метро, пользоваться мобильным телефоном и простейшими компьютерными программами, покупать товары в супермаркетах. Кроме того, им полагается короткий курс профессионального обучения базовым рабочим специальностям.

После окончания учебы перебежчики получают «подъемные» и оформляют льготную аренду жилья. С этого момента они должны учиться жить в Южной Корее, что, скажем прямо, непросто…

В последние два десятилетия в Южной Корее сформировалась достаточно большая община беженцев из КНДР: с лета 1953 года и до лета 2019 года в Южную Корею прибыло примерно 32 000 бывших граждан КНДР. Статистика учитывает только, так сказать, «человекоприбытия», поэтому не совсем корректно говорить, что в Южной Корее сейчас проживают 32 000 беженцев из КНДР. Некоторые из них умерли (хотя не так много, как можно подумать, потому что только 3 % из этих 32 000 прибыли в Южную Корею до 2000 года), некоторые уехали в другие страны, так что в целом в Южной Корее находится где-то 27 000–28 000 бывших северян.

По ряду важных параметров беженская община в Южной Корее резко отличается от тех общин эмигрантов из СССР и стран Восточной Европы, которые в годы холодной войны возникли в странах Запада и с которыми ее часто склонны сравнивать те, кто плохо понимает корейскую специфику.

Первая особенность общины – это то, что среди беженцев однозначно преобладают женщины. Женщины на данный момент составляют почти три четверти (71 %, если быть точным) всех находящихся в Южной Корее выходцев из КНДР. При этом доля женщин среди вновь прибывших постоянно растет, и в 2018 году она составила ни много ни мало 85 %. Это связано с тем, что абсолютное большинство беженцев добирается до Южной Кореи через Китай, а среди северокорейских мигрантов в Китае женщин много больше, чем мужчин.