По большому счету до начала 2010-х годов Север относился к перебежчикам так же, как и Юг. Им гарантировали жилье, старались по возможности хорошо обеспечить материально. Дополнительное вознаграждение ждало тех, кто предоставлял важные разведданные или образцы военной техники. Многие высокообразованные перебежчики оказались на работе в учреждениях, занимающихся изучением Юга или разного рода деятельностью – от разведывательной до коммерческой, связанной с Югом. Среди них есть дикторы, редакторы и авторы текстов на радиостанциях, ведущих вещания на Южную Корею, а также научные сотрудники Института южнокорейских исследований и иных аналогичных учреждений.

Правда, «адаптационный шок», который является серьезнейшей проблемой для северян, бежавших на богатый и относительно либеральный Юг, попавшие на Север южане переживали с еще большим трудом. К новым правилам поведения и жизни следовало привыкнуть, тем более что эти правила часто противоречили всему предшествующему опыту. Вдобавок следовало контролировать свое поведение, ведь пара неосторожных слов была чревата серьезными неприятностями. К этому трудно было поначалу приспособиться молодым идеалистам, привыкшим к относительному либерализму Юга даже в период военных диктатур (и при Пак Чон-хи, и при Чон Ду-хване студент сеульского университета мог сходить на оппозиционную демонстрацию, даже побросать там камни в полицейских и на следующий день без особых последствий для себя появиться на занятиях). Впрочем, человеку свойственно учиться, так что можно предположить, что значительное количество перебежчиков освоилось с новыми правилами игры – вне зависимости от того, что об этих правилах они думали про себя.

Однако с такими проблемами скорее сталкивались «политически незначительные» перебежчики – недовольные солдаты, движимые революционно-романтическими мечтаниями аспиранты или рыбаки из бедных поселков на восточном побережье. Те же, кто занимал на Юге видные посты, имели больше шансов на процветание на Севере (то же самое относится к северокорейским перебежчикам в Сеуле). Так, Кан Тхэ-му, офицер южнокорейской армии, перешедший на сторону КНДР со всем своим подразделением незадолго до начала Корейской войны, в Северной Корее дослужился до генерал-лейтенанта. Профессор Пусанского университета Юн Но-бин, который бежал в КНДР относительно недавно – в 1983 году, в настоящее время работает журналистом в системе пропагандистского вещания, направленного на Юг.

Наиболее заметным из всех южных перебежчиков был Чхве Ток-син, бывший министр иностранных дел Южной Кореи, который, вступив в конфликт с тогдашним южнокорейским диктатором Пак Чон-хи, эмигрировал из Южной Кореи в 1976 году и в итоге в 1986-м переселился на Север, где и умер в 1989 году. Его побег стал одной из главных тем северокорейской пропаганды и лег в основу кинофильма. Другим заметным перебежчиком был один из основателей тхэквондо генерал-майор Чхве Хон-хи, судьба которого напоминала судьбу Чхве Ток-сина: конфликт с Пак Чон-хи, эмиграция из Южной Кореи в Канаду и оттуда – в Северную Корею. Правда, судьба их детей оказалась различной: в 2019 году сын Чхве Ток-сина, до этого живший на Юге, решил уехать на Север, а сын Чхве Хон-хи, наоборот, прожив на Севере около десяти лет, в 1991 году вернулся в Канаду. Любопытно, что по возвращении ему там пришлось немного отсидеть в тюрьме за былые дела: в начале 1980-х он вяло готовил в Канаде покушение на Чон Ду-хвана (или, скорее, говорил о таком покушении).

Однако речь здесь идет о политических фигурах, которые пользуются значительными привилегиями. Если говорить о рядовых перебежчиках, то около 2005 года стало ясно, что отношение Севера к прибывающим туда жителям Юга изменилось. Любопытно, что эти перемены очень походили на те перемены в отношении к беженцам на Юге, что произошли несколькими годами раньше. Северная Корея тоже изменила отношение к перебежчикам: теперь принимались лишь те, кто представлял политическую ценность, а остальных отправляли восвояси.

Критерии политической ценности будущих перебежчиков с течением времени меняются. В этом убедился южнокорейский врач, который с 1990-х годов активно занимался в Южной Корее распространением материалов о величии идей Чучхе, а в 2010 году решил бежать на Север. Он прилетел в Швецию и там встретился с представителем посольства и заявил о своем желании жить в стране, которой мудро руководит Полководец. Скорее всего, появись он в Швеции десятилетием раньше, его бы ждал восторженный прием. Однако времена изменилась, и северокорейские дипломаты посоветовали доктору С. возвращаться в Южную Корею и вести там борьбу за революционное преобразование общества и объединение страны.

Это изменение в позиции и Сеула, и Пхеньяна отражает новую ситуацию на Корейском полуострове: эпоха острой идеологической конкуренции между двумя правительствами закончилась. Их отношения остаются в целом враждебными, однако это все больше враждебность двух соседних государств, а не двух политических сил, которые борются за власть в одной стране. Ни Север, ни Юг более не горят желанием продолжать взаимные демонстрации собственного превосходства и собственной, так сказать, «исторической правоты». Поэтому и там и там рады тем перебежчикам, которые сообщают важную информацию, равно как и тем, кто имеет реальный или потенциальный политический вес (помогать оппозиционным силам во враждебном государстве – дело святое). Однако обычные, ничем не примечательные беженцы куда менее интересны сейчас властям.

История Северной Кореи необычна и во многом трагична. Страна эта изначально возникла в результате совместных действий двух политических сил. С одной стороны, появлению КНДР немало способствовало советское руководство, целью которого было создание дружественного режима в потенциально опасной буферной зоне. С другой стороны, большую роль сыграли и действия северокорейских революционеров, радикальных левых, которые вдохновлялись как марксизмом в его ленинско-сталинской интерпретации, так и традиционными мечтами восточноазиатского крестьянства.

Нет оснований сомневаться в чистоте помыслов подавляющего большинства тех людей, которые в свое время стали отцами-основателями КНДР. Разумеется, будучи политиками, эти люди любили и ценили власть и вполне были готовы убивать (в том числе и друг друга) для того, чтобы власть эту сохранить и упрочить. Однако в то же самое время они искренне верили в то, что несут корейскому народу счастливое будущее. Относится это и к большинству советских офицеров, которые в 1945–1948 годах формировали в Пхеньяне очередной режим народной демократии, и к северокорейским революционерам, которые охотно работали с этими офицерами, в то же время стараясь использовать их в своих целях.

Однако система, которую в итоге построили эти люди – несентиментальные, волевые, жестокие, яркие, малообразованные и идеалистичные, – мало походила на земной рай, о котором и они, и их многочисленные сторонники мечтали. Довольно быстро выяснилось, что построенная по их лекалам экономика страны отличается весьма низкой эффективностью. Это проявлялось особенно ярко в силу того, что в другой половине страны в то же самое время возник режим, который, будучи также весьма свирепым и диктаторским (с течением времени, впрочем, все менее свирепым и все менее диктаторским), сделал ставку на совсем другую экономическую модель и в итоге добился совершенно невероятных экономических успехов. Растущий разрыв в уровне жизни и уровне доходов между Севером и Югом во многом привел к тому, что Северная Корея оказалась заморожена в своем печальном состоянии.