Так что у «южного рая» обнаруживается неприятная изнанка. Впрочем, все эти проблемы, хотя они и вполне реальны, не следует преувеличивать. Большинство мигрантов, хотя зачастую и ворчат на то, что происходит вокруг, работают по 12 часов в сутки, надраивая туалеты и сортируя мусор, чтобы накопить денег, оплатить услуги брокеров и вывезти на Юг оставшихся в КНДР детишек, стариков и прочих родственников и близких друзей. Из 28 вернувшихся на Север беженцев по меньшей мере пятеро опять бежали на Юг…

Вплоть до прихода к власти Ким Чен Ына большинство наблюдателей, в том числе и автор этих строк, были уверены в том, что власти Северной Кореи полностью утратили способность контролировать границу с Китаем и что число беженцев в обозримом будущем будет только расти. Тем не менее похоже, что правительство Северной Кореи сильнее и, главное, умнее, чем полагало большинство людей: после 2011 года, то есть уже при Ким Чен Ыне, количество прибывающих в Южную Корею беженцев стало постепенно сокращаться. В 2011 году в Южную Корею прибыли 2706 беженцев из КНДР. В 2013 году их было 1514, а в 2017-м – 1127. Налицо более чем двукратное сокращение за шесть лет.

Конечно, одна из главных причин этого сокращения – улучшение экономического положения Северной Кореи, которое наметилось с приходом к власти Ким Чен Ына и во многом является результатом проводимой им политики. Однако переоценивать значение этого фактора не стоит, ведь разрыв в уровне жизни между Северной Кореей и Китаем, не говоря уж о разрыве в уровне жизни между двумя корейскими государствами, остается огромным, так что в обычных обстоятельствах поток мигрантов оставался бы значительным.

До прихода к власти Высшего Руководителя правительство Северной Кореи либо полностью игнорировало проблему беженцев, либо, возможно, даже рассматривало миграцию в Китай как своего рода предохранительный клапан, который позволял самым активным и, следовательно, самым потенциально опасным элементам на какое-то время покидать страну. Кроме того, миграция приносила казне валюту: большинство мигрантов составляли гастарбайтеры, которые со временем возвращались домой с заработанными тяжелым трудом юанями. Более того, даже те мигранты, которые в итоге уходили из Китая на Юг, со временем начинали отправлять деньги своим семьям в Северной Корее, используя для этого нелегальную сеть брокеров и хуацяо – китайских граждан, имеющих право на постоянное проживание в КНДР. Наконец, к 2000 году ни у кого не осталось сомнений в том, что миграция не носит политического характера: даже те мигранты, что в итоге с немалым трудом добирались до Сеула, не превращались там в политически активную группу. По этим ли причинам, в силу ли общей пассивности Ким Чен Ира в последние годы жизни, на трансграничную миграцию в КНДР в 1995–2010 годы смотрели сквозь пальцы.

Однако Ким Чен Ын занял по этому вопросу позицию, которая радикально отличалась от позиции его отца. Судя по всему, Высший Руководитель решил, что в долгосрочной перспективе миграция может создать и для него, и для его страны политические проблемы, и принял меры, которые в итоге привели к заметному сокращению этой миграции. Вопреки тому что часто можно прочесть в западной печати, эти действия были продиктованы отнюдь не паранойей, а вполне трезвым расчетом и здравой оценкой той ситуации, в которой находилась страна.

Хотя северокорейские беженцы в Южной Корее почти не интересуются политикой, их существование само по себе представляет собой потенциальную угрозу для легитимности и долгосрочной стабильности северокорейского режима. Пусть многие беженцы с трудом адаптируются к жизни в Южной Корее, а их доход в два раза ниже среднего показателя по стране, но уровень жизни, который обычен для северокорейских беженцев в Южной Корее, далеко превосходит самые смелые ожидания среднего северокорейского рабочего или фермера.

В настоящее время большинство беженцев поддерживают связь со своими семьями с помощью подключенных к китайским сетям мобильных телефонов, а также через брокерские сети, которые позволяют им отправлять домой письма и переводить деньги. Согласно популярной северокорейской шутке, у офицера полиции, которому посчастливилось иметь семью беженца на своем участке, больше никогда в жизни не будет финансовых проблем: все знают, что семья беженца обычно хорошо живет за счет переводов из Сеула и готова платить немалые взятки для того, чтобы их оставили в покое. В результате сообщество беженцев (и их семьи в Северной Корее) стало важным источником проникновения в КНДР политически опасной информации о жизни в Южной Корее. Проникающие через них в Северную Корею сведения только подтверждают ходящие по КНДР слухи о том, что Южная Корея является процветающей страной, жители которой, кроме всего прочего, пользуются совершенно невероятными по северокорейским меркам личными свободами. Учитывая, что сохранение информационной изоляции страны является одним из условий поддержания внутриполитической стабильности, нет ничего удивительного в том, что новый правитель решил принять меры и снизить масштабы нелегальной миграции в Китай и Южную Корею. Задачу эту Ким Чен Ыну удалось решить, причем в процессе ее решения он продемонстрировал немалую гибкость и понимание реальной ситуации.

Прежде всего, им были приняты традиционные в таком случае административно-полицейские меры. В 2011–2012 годах количество патрулей на границе с Китаем было резко увеличено. Военнослужащих стали регулярно менять, переводя и офицеров, и целые подразделения с одного участка границы на другой, так что им стало куда труднее завязывать коррупционные связи с местными жителями и, конечно, местными контрабандистами. Вдоль северокорейской стороны границы были установлены новые заграждения и устроены многочисленные наблюдательные посты. Кроме того, в 2011–2013 годах китайские власти – очевидно, действуя по инициативе северокорейцев – начали возводить проволочные заграждения (своего рода высокий забор) вдоль границы. Этот забор – не чета печально знаменитой Берлинской стене, тем не менее он до какой-то степени затрудняет пересечение границы, особенно если учесть, что ограждения оборудованы камерами видеонаблюдения и датчиками движения. В общем, в настоящее время граница между двумя государствами выглядит намного лучше, чем когда-либо, – и ее больше нельзя называть «прозрачной».

Рынок «брокерских услуг» отреагировал на новую ситуацию недвусмысленно. До 2007–2008 годов границу с Китаем можно было пересечь бесплатно или, в самом худшем случае, заплатив пограничникам взятку в размере 30–40 долларов (контрабандисты должны были заплатить больше, но речь идет об отдельных мигрантах, которые уходили в Китай на заработки). Теперь успешное пересечение границы на свой страх и риск стало почти невозможным, а размер взятки составляет от 3000 до 5000 долларов за человека.

Впрочем, Ким Чен Ын и его окружение не ограничились полицейскими и административными мерами, а стали решать проблему комплексно, используя, в частности, и пропаганду. При Ким Чен Ире о самом существовании уходивших в Китай и Южную Корею беженцев в открытой печати упоминать не полагалось: КНДР официально считалась «раем на земле», и понятно, что не следовало упоминать о том, что у кого-то возникло желание этот рай по своей воле покинуть. При Ким Чен Ыне о беженцах впервые заговорили в открытую. При этом их изображали не врагами, и даже не предателями, а наивными жертвами вражеской пропаганды. Начиная с 2012 года в северокорейской печати стали много писать о судьбе беженцев. Северокорейская печать подчеркивает, что беженцы подвергаются в Южной Корее дискриминации и вообще становятся там гражданами второго сорта (утверждения, хотя и несколько преувеличенные, но в целом основанные на фактах). Главная идея, которую пытаются донести до аудитории северокорейские пропагандисты, заключается в том, что Южная Корея, возможно, действительно богатая страна, но оказавшийся там по своей наивности и глупости северокорейский беженец все равно обречен на нищету и унижения. В пропаганде стали активно использовать и тех беженцев, которые, разочаровавшись в южнокорейской жизни, решили вернуться в КНДР. В былые времена эти люди просто бы исчезли, но при Ким Чен Ыне они выступали в СМИ и ездили по стране с лекциями, рассказывая всем о своем печальном южнокорейском опыте.