— Не говори так.

— Я достаточно молчала. Достаточно.

Горло перехватило от накативших слез, и я буквально рухнула на больничную койку. И тут же скрючилась от боли. Не стоило мне так резко двигаться.

Как тяжело было без Мартина! Как я скучала… по его рукам, губам, по сияющим только для меня глазам. Даже по дурацкой привычке ворчать и волноваться по пустякам. И это мне в нем нравилось. Только я забыла, что ко всему этому прилагается. Он много мне дал, мой дорогой Шефнер. Любовь, возможность творить, не задумываясь о выживании. Мартин помог мне примириться с внутренними демонами и по-настоящему почувствовать себя женщиной. Но и отнял не меньше. Самоуважение, гордость. Уверенность в себе.

Только свободу не отнимал. Я отдала ее сама, веря, что этот человек будет меня беречь.

— Нужно позвать доктора. — Муж дернулся к двери, но я остановила его слабым жестом.

— Подожди. Рихтер… Почему ты так с ним поступил?

— Ты знаешь, что он отказался разрывать брачный договор? Сейчас, когда в нем уже нет смысла. Он пытается убедить себя и других, что делает это из благородства, желая защитить тебя. Но истина в том, что Рихтер эгоистичен и жаден, только не хочет признаваться в этом. В отличие от меня. Ты мне нужна — целиком и полностью. Я никогда не скрывал, что не собираюсь ни с кем тебя делить.

— Так ты арестовал его только потому, что он помеха?

— Нет, — неохотно признался Мартин. — Идет гражданская война. Рихтер, может, и не враг, но он на другой стороне. И представляет угрозу. Я обязан был задержать его.

— Он ведь помог мне.

— Знаю. Но это ничего не меняет.

— Успел ли Корбин рассказать тебе — не знаю, но это канцлер виновен в том, что я оказалась в тюрьме.

— Так сказал Тиоли.

— Ты не веришь отцу Марты? И про Теодора Адорно тебе неизвестно?! Про то, кто манипулировал им и «белыми ястребами». Если ты покрываешь Тренка, то кровь Петера и на твоих руках. Ну же, скажи мне, что Рихтер ошибается. Давай! Только не забудь, что ты обещал мне не врать.

Мартин сжал кулаки, но промолчал. Я закусила губу, пытаясь остановить рвущийся крик. Мне нельзя было срываться. Хотя бы ради своего ребенка.

— Если… если я решу жить отдельно — после того как все это закончится… Ты отберешь у меня сына?

— Этот разговор не имеет смысла, — глухо ответил Мартин.

— Ответь.

— Такого не произойдет. Я не дам тебе развода. И не позволю уйти.

Именно это когда-то так очаровало меня в Мартине. Что кто-то может так сильно нуждаться во мне. Но… он желал не просто владеть мной, он желал спрятать от всего внешнего мира, скрыть в самом темном месте. Как ту свою шкатулку с трофеями.

— Генрих.

— Генрих? — недоуменно повторил Мартин.

— Так я хочу назвать малыша. Ты ведь разрешил мне дать имя сыну.

— Хорошее имя, — тут же торопливо отозвался муж. — Мне нравится.

Он был так рад, что тяжелый разговор закончился, что даже не прислушался к своему дару. Иначе бы понял, что именно в этот момент я решила — нашим путям пора разойтись.

Шефнеры славились упорством и умением добиваться своего, Гревеницы гордились честью семьи и преданностью трону. Кровь моей матери не была такой древней, да и из предков-артефакторов никто так и не достиг настоящей известности и славы, даже дед. Но про Вернеров я знала одно — они чертовски упрямы. И я как никогда чувствовала себя частью клана. Не той наивной, честолюбивой и при этом столь неуверенной в себе Софией Вернер. Другой. Узнавшей вкус неудач, разочаровавшейся в самой себе. Но гораздо более сильной.

И умеющей делать выбор. Пусть в итоге этот выбор и разобьет мое сердце и спалит душу дотла.

Мартину пришлось покинуть Дельве на следующий день после нашего разговора. Прощаясь, он все никак не мог выпустить меня из объятий. Перебирал пряди волос, целовал ладони, щеки, губы… И вздыхал, не находя ответа.

— Дай мне немного времени. Скоро все станет как прежде. Даже лучше, ведь теперь у нас есть Генрих. Я так рад и так благодарен тебе.

— Если благодарен, то позволь уехать к дяде. Фрау Ратцингер не тот человек, в чьем обществе я сейчас нуждаюсь.

— Барон Гревениц не кажется надежным. А мне бы не хотелось оставлять тебя без присмотра, — мягко сказал Мартин, давая понять, что не доверяет мне.

Я сердито выпуталась из кольца рук и напомнила:

— Разве тебя не ждут? Иди. Верши свои великие дела. А мне пора кормить Генриха.

— Не делай глупостей, родная, — повторил менталист, наверное, уже в сотый раз. — Если не ради меня, то ради сына.

Уходя, он задержался в дверях, будто порываясь что-то сказать, а затем беспомощно пожал плечами.

— Совсем нечего сказать? — спросила я с горечью. — Ничего, что могло бы все исправить?

— Разве такие слова есть?

— Есть. Это правда.

— Тебе она не понравится. И уж тем более не принесет пользы.

Когда шаги мужа стихли в коридоре, в палату вошел Вальтер Аркет. Я без особого воодушевления посмотрела на боевика и спросила:

— Что, дали второй шанс?

— И в этот раз я буду внимательнее, — заверил Аркет. — Глаз с вас не спущу, фрау.

Мимо него проскользнула медсестра с хныкающим Генрихом. С иронией глядя на Аркета, я пожала плечами и начала расстегивать халат.

— У меня время кормления. Надеюсь, вы не из тех мужчин, кто легко смущается от вида женской груди, господин боевой маг.

Вальтер выскочил в ту же секунду.

Трех дней хватило, чтобы я восстановилась достаточно для того, чтобы мы могли покинуть Дельве. Мартин ставил уже не на маскировку, а на силовую поддержку, поэтому покидала я город в сопровождении нескольких агентов, среди которых был и Аркет. Также в мою свиту — точнее, конвой — вернулась Эзра Орвуд, прибывшая в последний момент. Телохранительницу, в отличие от эсбэшных головорезов, я была даже рада видеть. К тому же она могла взять на себя часть заботы о Генрихе, позволяя мне не прибегать к посторонней помощи.

Путешествуя каким-то совершенно запутанным маршрутом, избегая крупных поселений и людных трактов, через четыре дня мы прибыли в маленький приморский городок, тихий и сонный, идеально подходящий для того, чтобы восстановиться, поправить нервы и отдохнуть. В компании пугающей меня тетушки Адель, Ирмы Грохенбау, рвущейся поучаствовать в боевых действиях, и нервной Марты, которую вынудили уехать из Торнема почти на девятом месяце беременности.

А еще через пять недель и три дня Марта родила. Роды были тяжелыми и долгими, но, к счастью, прошли без осложнений. И самое главное — на свет появились чудесные и здоровые близнецы: барон Эдмунд Шефнер и его младшая сестра Петра, родившаяся несколько минут спустя. Если мой Генрих был почти точной копией Мартина, то близнецы, рыжеволосые и ясноглазые, больше походили на свою мать, а не на Петера. Эдмунд оказался тихим и спокойным ребенком, Петра была более крикливой и доставляла Марте кучу проблем.