Думаю, что роль выбора самкой полового партнера в эволюции человека можно подтвердить одним очень веским доводом. Решая эволюционные проблемы, связанные с сексуальным насилием, принуждением и детоубийством, путем эстетической коррекции комплекса признаков, определяющих «мужественность» самцов, самки безусловно добились значительного расширения своей сексуальной автономии. Однако «разоружение» самцов тоже могло явиться ключевым эволюционным новшеством, благодаря которому стала возможна дальнейшая эволюция социальной, когнитивной и культурной сложности людей. Менее агрессивные, более склонные к сотрудничеству самцы, устанавливающие длительные парные отношения с самками, способствовали созданию устойчивой социальной среды, благоприятной для развития потомства, что, в свою очередь, сделало возможным более продолжительное развитие каждого детеныша и обеспечило больший родительский вклад в него. А все это вместе было необходимо для эволюции тех качеств, которые мы считаем определяющими признаками нашей человечности: разум, способность к познанию, речь, сотрудничество, материальная культура и, наконец, технология. Потребуется еще немало работы, чтобы подтвердить справедливость представленного здесь нового взгляда на эволюцию человека, но, определенно, дело того стоит.

Десятилетиями культовые карикатуры в журнале New Yorker изображали в «постельных» сценах исключительно гетеросексуальные пары. Но, как и многие другие американские культурные институции, New Yorker понемногу начал признавать существование геев и лесбиянок, вводя их в сюжеты картинок на сексуальные темы. Первые из них были довольно чопорны по сравнению с изображениями гетеросексуальных пар, расслабляющихся на скомканных простынях. Одна из самых первых картинок с гей-парой весьма проницательно передает атмосферу некоторой тревожной неловкости, возникающей в культурном социуме при публичном обсуждении сексуальных отношений геев. На остроумнейшей карикатуре, созданной в 1999 году Уильямом Хэйфели, двое полностью одетых мужчин в зимних пальто лежат рядом друг с другом на узеньком голом матрасе среди множества других образцов товара в огромном зале мебельного магазина. Один говорит, обращаясь к своему партнеру: «Знаешь, я все же думаю, что нам стоит выбрать малый королевский размер – несмотря на все шуточки, которые придется выслушать от продавцов».

Относительно традиционных карикатур в New Yorker, равно как и о содержании предыдущих глав этой книги, где говорилось об эволюции человеческой сексуальности, можно подумать, будто они подтверждают гетеронормативную концепцию «человеческой природы» – идею о том, что гетеросексуальность суть единственная «естественная» форма сексуального поведения человека, то есть единственная, так сказать, санкционированная эволюционной наукой. На самом деле разнообразие сексуальных предпочтений – это характерная особенность человека, которую нужно принимать во внимание, рассматривая любые аспекты естественной истории человеческого желания.

Сексуальное разнообразие с трудом поддается эволюционному объяснению. Как может эволюционировать сексуальное поведение, которое прямым образом никак не связано с размножением, то есть с процессом слияния сперматозоида и яйцеклетки? Обсуждаемая здесь теория эстетической эволюции как раз тем и замечательна, что дает возможность пролить свет на извечную загадку изменчивости полового влечения человека. В целях понять, откуда взялась эта изменчивость, мы должны особо сосредоточиться на эволюции субъективных желаний и влечений, иными словами – на индивидуальных эстетических ощущениях сексуальной привлекательности.

Я не собираюсь говорить здесь об эволюции половой идентичности, то есть о таких концептуальных понятиях, как гетеросексуальность, гомосексуальность, бисексуальность и так далее. На самом деле идея о том, что сексуальное поведение определяет саму личность человека, – это довольно недавнее культурное изобретение, возникшее от силы 150 лет назад. Поскольку мы живем в обществе, где принято рассуждать о сексуальном поведении в понятиях сексуальной идентичности, мы склонны думать, будто категории этой самой сексуальной идентичности[330] биологически обоснованны, а значит, подлежат научному объяснению. Проблема в том, что научное изучение происхождения «гомосексуальности» представляет собой попытки объяснить эволюцию некоего социального конструкта. Как втолковывал мне Дэвид Халпирин, преподаватель английского языка в Мичиганском университете: «Выдвигать теорию эволюции гомосексуалистов – это все равно что выдвигать теорию эволюции хипстеров или яппи!» И действительно, обширная научная литература[331] по эволюции гомосексуальности в основном подходит к вопросу с неверной стороны и в итоге сама себя дискредитирует.

Я же хотел остановиться скорее на биологической и эволюционной истории сексуального поведения человека, связанного с однополым сексом. В частности, я намерен исследовать эволюционные изменения в разнообразии половых влечений и поведении человека в период между расхождением нашей филетической линии с линией шимпанзе и до возникновения современных культурных представлений о сексуальной идентичности (второй этап эволюции, см. рис.). По ходу этих рассуждений, однако, очень важно помнить, что, как и многие действия сексуального характера, не связанные непосредственно с размножением, – поцелуи, ласки, оральный секс и так далее – однополый секс все равно остается сексом[332], даже если он не подразумевает оплодотворения.