Он стоял настолько близко, что я могла отчетливо разглядеть тусклый отпечаток, что оставили на его лице бессонные ночи и долгие размышления. Но даже таким я любила его больше жизни, больше всего на свете, словно и не проходило долгих месяцев со дня нашей первой встречи.

Аларис внезапно наклонился еще ближе, почти зарываясь лицом в мои уже немного отросшие пряди волос, и замер, словно наслаждаясь давно забытыми ощущениями. Но когда я уже, было, решила, что он больше не произнесет ни слова, вампир низким голосом произнес слова, заставившие мое сердце забиться еще быстрее:

— Ты можешь сколько угодно говорить мне о том, что не любишь, но твои глаза, сердце, что сейчас неистово бьется в груди, губы кричат о том, что это неправда…

Я застыла, привороженная знакомыми, чуть хрипловатыми нотками, слушать которые могла бы целую вечность… Но вопросы не могли больше ждать.

— Почему ты вернулся? — я хрипло произносила ставшие такими сложными слова, облизывая отчего-то разом пересохшие губы.

Он внимательно проследил за моим языком, подаваясь еще ближе. Казалось, он заполнил собой все маленькое пространство пещеры, и мне не оставалось ничего другого, как смотреть на знакомое лицо, жадно ловя каждый слово.

— Потому что я не в силах отпустить тебя, — просто ответил он, и от этих слов что-то горячее заполнило душу, возвращая давно забытое ощущение тепла. — Я отчаянно пытался забыть, но воспоминания о тебе неотступно преследуют меня и днем, и ночью. Я пытался забыть твой образ, но ты, словно навязчивое виденье, стоишь у меня перед глазами. Ты моя. Перед лицом богов, по закону вампиров ты принадлежишь мне. Мне безразлично мнение отца, родных, моего народа. И мне так же безразлично, что ты сама думаешь по этому поводу, больше я не позволю тебе меня покинуть. Если твои чувства действительно ушли — тебе придется полюбить меня вновь. Я буду рядом и днем, и ночью в течение долгих, долгих десятилетий. И у тебя просто не останется выбора, — мужчина осекся, почувствовав, что, вновь не выдержав, сорвался на властный тон.

Он произносил это так убежденно, что мне захотелось рассмеяться счастливым глупым смехом. Его слова разрешили последние сомнения, и теперь я ощущала себя так, словно вот-вот взлечу.

Почувствовав перемену в моем настроении, вампир слегка разочарованно спросил, медленно упирая руки в камень по обе стороны от моего лица.

— И ты даже не пытаешься спорить со мной? Как это не похоже на тебя…

Я, не выдержав, наконец, рассмеялась, со стороны услышав этот смех — словно легкий перезвон колокольчиков, в нем звенели радость и долгожданное счастье:

— Я не скажу тебе и слова, даже если ты сейчас вздумаешь закинуть меня на плечо и унести, куда тебе угодно.

Я ожидала волну негодования, возмущения, гнева — за все мои прежние поступки, столь разительно расходящиеся со словами, но никак не нежности и неимоверного облегчения, с которыми он прижал меня к себе, нежно зарываясь в мои волосы. И только по слегка дрожащим рукам я поняла, насколько он был напряжен все это время.

Но вопросы, возникшие после его пламенной речи, ждали ответов. И потому я тихонько произнесла:

— Ты сказал, что готов пойти против отца, но скажи, разве Кларина одобрит твой выбор?

Он оторвался от моих волос и без тени улыбки произнес, глядя прямо мне в глаза:

— А с чего ты решила, что она имеет какое-либо отношение к моей жизни?

— Но твой отец…

Мужчина разом помрачнел при упоминании о Гералте.

— Забудь о нем, — отрывисто бросил Аларис. — Я сделал свой выбор, и этот выбор — ты.

Понимая, что он не хочет продолжать разговор на эту тему, я ласково провела рукой по его шелковистым волосам и все-таки не смогла удержаться от вопроса, который волновал меня все это время:

— Скажи, а почему ты сказал, что я твоя по законам вампиров? Ведь наложницы никогда не признавались законом…

Он хрипло рассмеялся и слегка отстранился, не переставая обнимать меня. Вглядевшись в мои глаза и убедившись, что я искренне не понимаю, о чем идет речь, он разом посерьезнел и спросил:

— Скажи, моя маленькая невинная Триана, неужели тебе до сих пор так никто и не объяснил свойства крови вампира, отданной добровольно?

Я только было собралась отрицательно покачать головой, как в этот момент в памяти нежданно всплыли отдаленные слова брата, на которые я когда-то даже не обратила внимания: «…только отданная по собственному желанию кровь может быть выпита. Но это происходит лишь между влюбленными парами, которые готовы связать себя узами брака…».

Не в силах и сейчас осознать их смысл, я вопрошающе взглянула на ухмыляющегося вампира.

Он вновь расплылся в загадочной улыбке, после чего приблизил свое лицо к моему и тихонько прошептал:

— Потому что ты стала моей женой в момент, когда первые капли твоей крови попали мне на губы. И с того самого момент, моя Триана, ты принадлежишь мне, ты связана с моей жизнью нерушимыми узами. И нет таких сил, что могли бы разорвать эти цепи: ни на земле, ни на небе.

Я ошеломленно смотрела на него, не веря своим ушам.

Значит, все эти долгие недели я уже была для него супругой — и он молчал? Если бы только Аларис посчитал нужным рассказать об этом мне раньше, то не было бы ни этого ухода, ни сказанных горьких слов…

Я всерьез задумалась о том, чтобы обидеться на вампира, как тот, словно уловив мои сомнения, проговорил:

— Но остался еще один последний ритуал…

Я задумчиво взглянула не него, не зная, какие еще сюрпризы он мне преподнесет. Но вместо объяснений он медленно стянул с себя камзол, обнажая левую руку.

В полной тишине Аларис снял с пояса короткий кинжал, и, приблизив его к своему запястью, молниеносным росчерком оставил на коже длинный порез, мгновенно набухший крупными каплями алой крови.

Я сглотнула, ощутив ее аромат: он словно манил, притягивал меня, заставляя явственно ощущать этот ни с чем несравнимый вкус на своих губах.

Но я все еще ничего не понимала.

И он уловил мое смятение, потому как, негромко рассмеявшись, проговорил:

— Ты стала моей женой — но я все еще не твой супруг. Для того чтобы окончательно скрепить наши узы, ты должна отведать моей крови. И с той минуты моя жизнь, моя душа окончательно будут принадлежать только тебе одной. Ответь мне, Триана, ответь сейчас, когда между нами больше не стоят враждебные кланы и тайные заговоры, нет дурных советчиков и докучливых представителей правящей династии, нет ничего и никого, кто мог бы повлиять на это решение. Скажи, готова ли ты сделать последний шаг? Предупреждаю, что это уже ничего не изменит, и я все равно не позволю вновь меня покинуть, но я все же хочу знать твой ответ.

Я молча смотрела на него, отказываясь поверить в только что услышанное.

Хотела ли я этого? Он даже не мог себе представить, насколько. Это было сильнее постоянной жажды крови, длиннее, чем все пройденные мною дороги преград, острее всех сомнений и тревог, крепче всех родственных уз и привязанностей.