Я понимала и принимала его чувства, но в глубине души каждую секунду что-то умирало под пылающим взглядом любимых глаз. Я знала, что эта картина врежется в память навсегда: косые струи дождя отчаянно хлещут по земле, превращая садовую тропинку в кипучую реку, что несется бурным потоком вдоль зеленых кустов куда-то к стенам. А в душе моей бегут реки слез, мчатся, не в силах вырваться наружу, но отчаянно желая слиться с дождем, стать его частью.

Я медленно повернулась спиной, не в силах дальше смотреть в полные горечи и ярости глаза Алариса, и просто пошла вперед, не задумываясь, куда приведет меня тропа.

Все сомнения, чувства, страхи я перевязала тугим узлом, все мои чувства сейчас напоминали натянутую струну — один неверный жест, взгляд, слово, и она с громким звонким стоном порвется, выпуская наружу лавину тоски.

А дождь все изливал на землю нескончаемые потоки слез. Как я ему завидовала сейчас! Я отдала бы что угодно в эту минуту, только бы иметь возможность дать волю скопившимся в горле глухим рыданиям, чтобы выплакать, выпустить наружу всю боль, затаившуюся на сердце.

Ноги насквозь промокли, набухшая от тяжелых дождевых капель одежда тянула к земле, но мне было все равно. Даже если бы внезапно сейчас передо мной разверзлась земля, я бы и на это не обратила внимания, продолжая безучастно брести по размытым лесным тропинкам, мысленно вновь и вновь вспоминая сцену в саду.

Он так легко поверил! И это после стольких признаний, что я ему повторяла раз за разом, после стольких долгих ночей, где каждое мое движение, каждый мой жест буквально кричал «люблю»? Осознание поразительной легкости его отречения от веры в мою любовь грозило свести с ума.

Не в силах справиться с навалившимися гнетущими мыслями, я внезапно резко остановилась, только для того, чтобы в следующее мгновение побежать. Просто вперед, не задумываясь ни о чем — туда, где меня, наконец, оставят в покое мучительные воспоминания.

Могло ли существовать на земле подобное место — я не знала.

И просто продолжала лететь по мокрой земле, оставляя за спиной растерзанные обломки своих робких надежд на счастье…

Я бежала, не разбирая дороги, до тех пор, пока мое собственное тело не взмолилось об отдыхе: окончательно обессилив, я остановилась посреди незнакомой, утонувшей в густой зелени поляны и внезапно для себя громко расхохоталась низким смехом.

Я смеялась и смеялась, не в силах остановиться, а дождь все усиливался, стекая по лицу холодными каплями, заставляя верить в то, что мокрые дорожки на щеках, — это мои слезы.

Когда же истерический смех затих, сменившись глухими рыданиями, я не выдержала и без сил опустилась прямо в мокрую траву, пряча лицо в ладонях.

Я поступила, как велела мне совесть, но отчего же тогда каждый вдох разрывает легкие? Почему яркие картинки недавних воспоминаний обжигают душу глухой тоской?

И почему при одном звуке его имени все внутри сжимается в тугую спираль, грозящую превратить в руины и то немногое, что чудом осталось от сердца?

«Аларис» — шептала густая листва, раскачиваясь в такт ветру.

«Аларис» — звало едва слышное журчание ручейка неподалеку.

«Аларис» — плакал дождь, и в его слезах мне вновь слышалось до боли знакомое имя.

«Аларис» — не в силах справиться с наваждением, беззвучно прошептала я, устремляясь отчаянным взглядом в густую зелень позади себя. Вдруг произойдет чудо, и неожиданно разойдутся ветви, пропуская знакомый силуэт?

Не произошло.

Спустя несколько долгих часов, наконец, закончился дождь, и вместе с ним я очнулась от странного полузабытья. Тишина вокруг сводила с ума, но, странным образом, осколки души перестали кровоточить, словно отмеренная мне чаша боли переполнилась до краев.

Удивительно, но эти часы стали для меня долгожданным глотком воздуха, словно только что я осознала тщетность своих надежд. Я даже смогла криво улыбнуться собственной глупости, прежде чем дремлющее сознание внезапно очнулось ото сна и забило тревогу: местность вокруг была мне знакома!

Я настороженно огляделась, словно впервые замечая, где именно нахожусь.

Капли дождя, блестевшие на гладких зеленых листьях, робкие солнечные лучи, запутавшиеся в густых ветвях — этот лес как две капли воды походил на всех своих предшественников. Но я определенно была здесь раньше.

Я осторожно встала с сырой травы, с наслаждением разминая затекшее тело. Мокрая одежда висела тяжким грузом, поэтому я, не задумываясь, стянула с себя тяжелую юбку, оставшись в тонкой полупрозрачной сорочке, которую благонравным молодым леди надлежало носить под строгим платьем.

На секунду устыдившись того, как мокрая ткань подчеркнула плавные изгибы тела, я хотела было вновь облачиться в мокрое платье, бесформенной массой лежащее рядом. Спустя мгновение, когда рассудок осознал нелепость рассуждений, я даже хрипло рассмеялась: леди во мне погибла давным-давно, поэтому более не было смысла заботиться о соблюдении иллюзорных правил приличия.

Мелодичное журчание радостно бегущего ручейка вывело меня к небольшому овражку, на дне которого таинственно мерцал небольшой пруд, маня прохладой и свежестью.

Я медленно приблизилась к идеально ровной, почти зеркальной глади и замерла на краю: на меня в упор смотрела темноволосая обманчиво хрупкая девушка. Но ее нечеловеческая красота терялась в том океане грусти, что таил в себе взгляд темных глаз.

Я грустно улыбнулась собственному отражению, невольно вспоминая, как порой мечтала в детстве стать хотя бы отдаленно похожей на себя нынешнюю. И вот, детские мечты воплотились в жизнь — вот только принесло ли мне это счастье?

Я опечаленно покачала головой, резко хлопнув ладонью по водной глади, рассеивая отражение: если бы только я могла знать, что притягательная внешность не принесет ничего, кроме страданий и боли, быть может, тогда бы я мечтала о чем-нибудь другом. Например, о простом человеческом счастье, заключенном в тихом семейном очаге или объятии маленьких теплых ручек…

Ребенок.

Дитя любви, плод жарких ночей, частица двух душ, когда-то слившихся в едином порыве под покровом ночи… Как жаль, что сжигая мосты позади себя, я не унесла под сердцем то единственное, что могло наполнить мою разбитую жизнь новым смыслом, дать сил и желание двигаться дальше.

Я прижала руки к плоскому животу, почти физически ощущая, каково это могло быть: чувствовать, как в твоем чреве растет и развивается дитя, держать его в руках, гладить по нежным щекам, любоваться такими знакомыми кудряшками цвета песчаного берега — в точности, как у его отца, только на тон светлее.

Очнуться от несбыточных мечтаний мне помог негромкий всплеск, а следом за ним — еще один. Недоуменно оглядевшись, я заметила нескольких зеленых лягушек, бодрой стайкой ныряющих в густые заросли, окаймляющие пруд.