Я глубоко вздохнула, словно перед прыжком в воду, и глухо произнесла, не глядя на вампира, стоящего рядом:

— Аларис. Я ухожу.

— Уходишь? — недоверчиво переспросил мужчина, и его взгляд на секунду заставил меня задохнуться от невозможности продолжать этот разговор. — Куда?

Внезапный порыв холодного ветра, предвещающий свирепую грозу, привел меня в чувство. Словно сама природа сегодня была против меня. Вновь обхватив себя руками в тщетной надежде согреться, я хладнокровно продолжала, умирая каждое мгновение этого разговора:

— На все четыре стороны. А именно — туда, где нет тебя.

— Почему? — эти слова эхом донес до меня ветер, а я все стояла, боясь посмотреть в глаза тому, чье сердце сейчас разбиваю так жестоко и беспощадно.

— Потому что я не могу больше тебя обманывать.

Я замолчала, набираясь с силами, чтобы произнести те заветные слова, что даже невысказанными уже беспощадно обжигали горло. Спустя невыносимо долгий миг, я, наконец, прямо взглянула на вампира и проговорила как можно тверже:

— Аларис, я тебя не люблю.

А внутри все кричало: «нет, это неправда, не верь мне, пожалуйста, не верь!».

Его растерянный взгляд словно ответил на мои невысказанные мольбы: мгновенно нахмурившись, вампир упрямо покачал головой, медленно процеживая сквозь стиснутые зубы:

— Триана, я не знаю, что за игру ты сейчас затеяла, чтобы в очередной раз уйти от разговора, но не выйдет. Время пришло — ты сама это знаешь, поэтому давай отбросим нелепые отговорки и, наконец, поговорим начистоту.

Я была готова броситься к нему на грудь и признаться в том, что все, мною сказанное, является ложью, но меня удерживала одна-единственная мысль, та, что было гораздо важнее всех моих чувств, вместе взятых.

Только лишь ради одного я готова была терпеть эту нескончаемую пытку, которая навсегда будет возникать от одного воспоминания о его глазах, в которых я видела разочарование и боль от предательства.

Моего предательства.

И это — то обстоятельство, что я буду знать, что он будет жить. Только его благополучие может помочь мне продолжать существовать и дальше на этой земле; знание, что я смогла окупить его счастье своими страданиями.

А что будет со мной — не знаю. Лишь одна только мысль, что я буду вдалеке от него, причиняла настолько сильную боль, что от нее перехватывало дыхание и хотелось громко выть, подобно раненому зверю. Но этот мужчина того стоил.

— Я тебя не люблю, — я медленно произносила эти лживые слова и сама не верила ни в одно из них. И он не верил в них тоже, это было видно по его недоверчивому взгляду, складкам нахмуренного лба.

Аларис качнул головой, упрямо отказываясь принимать мои слова. Небеса громыхнули, словно и они не верили моим словам, произнесенным дрожащим робким голосом.

Вампир шагнул ко ближе и сильно ухватил за плечи, словно желая вытряхнуть из меня лживые мысли.

— Я тебе не верю! — прорычал он сквозь крепко стиснутые зубы. И в этот момент в голове всплыли слова Гералта: «Знай, что если ты все же решишься, тебе придется быть очень убедительной: простые слова не смогут убедить моего сына».

Чувствуя, как тает моя решимость под гневным взглядом Алариса, я отважилась на самый последний шаг. Вплотную подступив к замершему мужчине, я потянулась к его лицу, и перед тем, как найти своими губами его, шепнула:

— А теперь смотри.

И я приникла холодными губами к его плотно сжатым губам. Он не сразу, но ответил, мягко отзываясь на мои прикосновения.

Но за миг до того, как наши губы соприкоснулись, я плотно зажмурила глаза и отчаянно воззвала к памяти: единственное, что могло сейчас мне помочь — это были воспоминания. Воспоминания о темном жутком вечере в покоях Атония, когда он стоял так же близко от меня, как сейчас находится Аларис, почти касаясь своими жесткими ледяными губами моих.

Я воскресила эти воспоминания, и мне почудилось, как сгустился вокруг воздух, как потемнело в глазах, перемещаясь в темный полумрак ненавистной комнаты. За мгновение все переменилось: вместо родного и дорогого моему сердцу вампира передо мной стоял Атоний, больно прижимающий к себе костлявыми пальцами, грубо впивающимися в кожу. Его омерзительные губы жадно обследовали мой рот, заставляя тело задрожать от отвращения.

Мои собственные губы — холодные и безучастные — покорно принимали его атаки, не препятствуя, но и не отзываясь на ненавистные прикосновения.

Дождавшись, пока ослабеет напор чужих губ, я медленно отстранилась, не открывая глаз.

— Я не люблю тебя. Когда-то я думала, что это любовь, но теперь понимаю, как сильно ошибалась, — сухие слова глыбами падали на влажную землю, а я все боялась посмотреть на Алариса. Я понимала, что если не сумела заставить поверить этим поцелуем, то уже ничто в мире не сможет его переубедить.

Спустя долгое мгновение тишины, в которой были слышны лишь завывания ветра и шум тревожно замершего сада, я осмелела и приоткрыла глаза, отчаянно боясь того, что увижу.

Аларис отстраненно стоял передо мною, и в его глазах плескалась глухая боль — жалкий отголосок того беспощадного пламени, в котором сейчас горела его душа. И хотя осознание того, что он все-таки поверил, должно было принести облегчение, вместо этого я ощутила леденящую душу боль.

Это было страшно: наблюдать, как его душа медленно покрывается льдом, и знать, что это необратимо.

Последние секунды, когда у меня еще было время, чтобы отбросить притворную маску и признаться, закончились в момент, когда вампир медленно перевел взгляд на меня и произнес глухим голосом:

— Ты просила верить тебе. И я верил, я ждал, что ты однажды придешь ко мне и наконец, раскроешь свою боль. А на самом деле… — на секунду его голос надломился от неприкрытой тоски и боли. Однако совсем скоро слепая, всепоглощающая ярость взяла над ней верх, и следующие слова прозвучали совсем иначе:

— Уходи. Я больше не желаю выносить твое присутствие рядом, — его глаза обжигали холодом, а презрения, сочившегося сквозь едкие слова, хватило бы, чтобы дотла спалить раскинувшийся вокруг сад.

Но мне в этот момент было уже все равно. Словно маленький камушек, стремительно покатившийся с горы, я отдалась всецело на милость судьбы, моля только об одном — чтобы мне хватило силы отвернуться и уйти, не оглядываясь.

Если я обернусь хотя бы один раз, то уже не смогу сдержать рвущиеся признания, обрекая Алариса на новую войну.

Медленно, словно каждый шаг давался мне невыносимым трудом, я направилась к лестнице, ведущей в сад, и в этот момент мне вдогонку прозвучали прощальные слова, каждое из которых ранило сильнее, чем все скопленные обиды, вместе взятые:

— Если это была месть за все ошибки, что я когда-то совершил, то знай: она тебе удалась, — не выдержав, я все-таки обернулась, мгновенно пожалев об этом: капли холодного дождя стекали по словно высеченному из камня мужскому лицу, но пламя ненависти, пылающее в пронзительно-черных глазах, не способно было затушить и море воды.