– Что же мы теперь будем делать? – спрашиваю я Войну.

– Мне все равно, жена, – что бы ни делать, только бы с тобой.

Два года спустя

Я стучусь в синюю дверь, чувствуя, как отчаянно бьется сердце. Дом, как и многие дома в Ираклионе на Крите, выглядит живописно, несмотря на следы, оставленные непогодой. Может быть, мы снова ошиблись. Увы, такое уже не раз случалось.

Из-за двери доносятся приглушенные голоса, звук приближающихся шагов.

Я долго шла к этому – почти десять лет. Если, конечно, это, действительно, та самая минута, которой я ждала.

Дверь распахивается, и у меня обрывается дыхание при виде женщины, стоящей на пороге. Я пришла туда, куда надо – понимаю это в тот же миг.

Она изменилась и выглядит гораздо старше, но знакомые черты – вот они.

– Мама… – говорю я.

Мгновение она стоит молча, вглядывается в мое лицо, словно сомневается, не шутка ли это, а потом… наконец-то! Радость узнавания вспыхивает в ее глазах. Она зажимает рот ладонями, ее глаза наполняются слезами.

– Мириам!

Я вздыхаю – кажется, в первый раз за все это время я снова дышу полной грудью. Киваю, смахивая слезы. Как долго я этого ждала! И не могу поверить, что дождалась.

– Это я, – говорю я дрожащим голосом.

Мама всхлипывает, а затем широко распахивает руки и сжимает меня в объятиях.

Это правда – моя мама жива! И я обнимаю ее.

Годы боли и разлуки растворяются в одну минуту. Как долго я мечтала об этих объятиях.

Она дрожит всем телом.

– Дитя мое. Доченька.

Теперь она плачет не скрываясь, прижимает меня к себе, и глаза мне застилают слезы. Не переставая обнимать меня, мама гладит меня по голове.

– Много лет я молилась всем богам, какие только могли меня услышать, – произносит она. – Я осталась здесь, на Крите, хотела быть поближе, на случай…

Я качаю головой. Я пришла не затем, чтобы требовать объяснений. Я все понимаю. Все, через что мне пришлось пройти, было необходимо, чтобы я нашла Войну и очутилась здесь. И все это началось с моего чудесного спасения после того, первого взрыва.

– Все хорошо, мама. Я тебя нашла, и ты жива. Сбылась моя самая отчаянная надежда. Все хорошо, – повторяю я.

Она цепляется за меня так, будто это я – мать, а она ребенок.

– Моя дочь, моя умная, сильная дочь. Мне столько всего хочется узнать о тебе. Столько лет прошло…

– Мама! – окликает из дома какая-то женщина.

Я застываю при звуке знакомого голоса. Я помню, как много лет назад он пел мне колыбельную. Я думала, что никогда больше его не услышу, но вот он, звучит как музыка.

Заглядываю через мамино плечо и вижу, как к двери подходит молодая женщина, озабоченно хмуря лоб. Моя сестра Лия уже не похожа на ту круглолицую девочку, которую я помню. И все равно я бы ее ни с кем не спутала.

На этот раз дело обходится даже без секундного замешательства. При виде меня сестра ахает.

– Мири! – называет она меня детским прозвищем.

Мама выпускает меня, и я тут же падаю в объятия сестры. Прижимаю ее к себе. Закрываю глаза и наслаждаюсь чувством, что снова обнимаю ее.

«Я боялась, что этого никогда не случится, – хочется мне сказать. – Боялась, что потеряла вас навсегда».

Но я не потеряла ни маму, ни сестру. Каким-то чудом мы все пережили гражданскую войну и Пришествие двух Всадников Апокалипсиса.

Кстати, о Всадниках…

За спиной я слышу знакомые шаги – Война приближается к двери. Он ждал в стороне, чтобы дать мне насладиться моментом. Ничто не заставляет людей так нервничать, как нависающий над ними мускулистый гигант.

Я вижу, что мои родные его заметили. Руки сестры напрягаются, а у мамы вырывается прерывистый вздох.

Война подходит ко мне, и сестра выпускает меня из объятий и чуть отступает назад. Мама тоже отшатывается. Их дружелюбие сменяется вежливой настороженностью. Только через несколько секунд обе замечают прижавшуюся к Войне девочку.

Мужчина с малышом на руках уже не выглядит так угрожающе, правда? Хотя, когда речь идет о Войне, разница, пожалуй, не так уж заметна.

Я оборачиваюсь к нему.

– Это… – я умолкаю. Сама я по-прежнему зову его настоящим именем – Война, но на людях мы нарушаем это правило. У него уже было множество имен, но ни одно не шло ему по-настоящему.

– Я ее муж, – договаривает он за меня. – Война.

Непринужденное знакомство, нечего сказать.

Тот неловкий момент, когда твои родные понимают, что за зять им достался. Они смотрят на него широко распахнутыми глазами.

– Мириам, – говорит мама и делает долгую паузу, – это ведь…

Всадник Апокалипсиса?

Но этого она произнести не может. Это слишком невероятно. Слишком нелепо. Я облизываю губы.

– Он с этим покончил, – говорю я.

Наверняка это ее успокоит.

Мама разглядывает Войну, прикусив губу.

– Мы слышали, что ты исчез, – говорит она ему. – Но не знали, что случилось.

М-да, сюрприз. Он спал с твоей дочерью. А теперь он у тебя на пороге.

Хоть Война и отказался от своей миссии и потерял бессмертие, менее жутким он не стал. И объяснить его существование и нынешнюю обычную жизнь все еще задача не из легких. Татуировки на костяшках его пальцев по-прежнему светятся багровым светом, его рост по-прежнему огромен, а глаза хранят память о жестокости и насилии.

Мама смотрит на девочку. Ее глаза вновь смягчаются.

– Это?..

– Это твоя внучка Майя, – говорю я.

– У тебя есть дочь, – говорит мама, глядя на меня, и горло у нее снова перехватывает от избытка чувств.

– Хочешь ее подержать? – спрашиваю я.

Она кивает. Вид у нее такой, словно она вот-вот снова заплачет.

Я бросаю взгляд на мужа. Война колеблется, смотрит на нашу дочь. Когда дело касается дочери, инстинкт защитника оживает в нем с невиданной прежде силой. Честно говоря, Майе, кажется, тоже не хочется, чтобы он ее кому-то отдавал. Но наконец он все-таки передает дочь моей маме.

Мама берет ее на руки и вглядывается в задумчивое личико. По маминой щеке скатывается слеза, за ней еще одна. Она дрожит, и я обнимаю ее. Мгновение спустя к нам присоединяется и сестра.

Мы снова вместе и плачем, как дети.

Мама откашливается и смотрит на нас с Войной.

– Где же мое гостеприимство? Входите! Кто-нибудь хочет кофе?

Я киваю, чувствуя одновременно счастье и боль в груди.