– И победитель – чемпион истинной королевы, – добавила Эси назидательно, как учитель ученику.

– Победитель – чемпион истинной королевы, – эхом повторила Циора, и Эси захотелось смеяться, кружиться и танцевать.

Она это сделала. За один шаг прошла весь путь к победе, спасла себя, Абаси и полуостров, потому что ее благоверная сестра была правоверной дурочкой.

Циора отодвинулась от нее.

– Нам жаль тебя, Эси. Ты пробыла в тисках Одили так долго, что не видишь, как он зол и потерян. Но мы тебе это покажем. Завтра, когда наши чемпионы сразятся, ты сама увидишь, как свершится воля Богини.

Эси подавила насмешливую ухмылку. Любая женщина, сравнив двух мужчин, увидела бы, что ее чемпион – высокий, сильный и благородный – сокрушит покрытого шрамами Меньшего в честном бою. Она взглянула на Баса, чтобы разделить с ним триумф слова над войной и оружием, но то, что она увидела на лице своего любовника, заставило ее сердце сжаться, а тихий голосок – вскрикнуть.

На его лице Эси увидела – как если бы по нему ползали миллионы насекомых – страх, отчаяние и смерть.

ПОЕДИНОК

Эси не спала. После стычки с сестрой ее отправили в одну из башен дворца и оставили там под охраной. Стражники, это были Меньшие, обыскали покои, забрав все, что она могла бы использовать как оружие против себя или других. Они проверили даже окна, чтобы удостовериться, что они достаточно малы, и Эси в них не пролезет. Они даже вынесли плотные простыни, чтобы она не подумала ими себя задушить.

Зря они так старались. Эси не отправилась бы к Богине, пока Бас еще дышал. А он дышал, и благодаря ему ее мир по-прежнему вращался.

Эси знала это, потому что в эту минуту он стоял в Великом Кругу под палящим солнцем, на дальней стороне огороженной канатом зоны, где должен был состояться бой. Он повернулся к ней, и она гадала, видит ли он ее, различает ли ее лицо среди множества других лиц.

Во второй раз в жизни Великий Круг Пальма казался Эси Омехиа слишком маленьким для своего предназначения. Впервые это было во время прощальной церемонии по ее бабушке, королеве Айянне, и тогда тоже было не по сезону жарко. При таком множестве параллелей с тем ужасным днем, когда ее сестра стала королевой, было неудивительно, что Эси это вспомнила. Эси даже сидела теперь в том же алом шатре, что и тогда.

Шатер, где сидели Циора, генерал из Меньших и Келлан Окар, охраняли Асет и Рамия – приведенные в порядок и прилично одетые, вновь похожие на самих себя. Шатер примыкал к арене боя и открывал лучший вид на то, чего все ждали. А еще спасал от жары, но не от запаха тысяч потных тел. Он был таким сильным, что казался осязаемым, атакуя обоняние не менее резко, чем обилие цветов в одеждах жителей города – солдат, жрецов Саха, Бывалых и Батраков – атаковало зрение.

Казалось, что, несмотря на гнетущий зной, весь мир пришел, чтобы увидеть, как умирает человек. Пусть даже большинство не могло подобраться достаточно близко, чтобы хоть что-нибудь разглядеть.

Оживленная толпа была подобна разноцветной стене из зловонной плоти, слишком плотной, чтобы хоть что-то видеть сквозь нее. И собравшимся – за исключением тех, кто простоял в круге всю ночь, или был слишком высокопоставлен, чтобы его проводили в самый центр вооруженные Индлову, – оставалось разве что слушать поединок, но не смотреть.

Эси знала, что это не имеет значения. Ей не требовалось находиться среди людей, чтобы понимать их желание присутствовать. В одну ночь погибли многие тысячи, еще больше было ранено, городские стены рухнули, а драконы сожгли женщин, мужчин и даже самих себя, однако две королевы устояли. Городу требовалось, чтобы его страхи и потери обрели смысл. Народу нужно было, чтобы минувшая ночь не оказалась напрасной, и теперь смрадный Великий Круг Пальма был переполнен народом, потому что если все смерти, что их постигли, не имели смысла, то и жизнь уцелевших – тоже.

По неслышному сигналу Келлан Окар встал со своего места и спустился из шатра в центр боевой арены. Увидев его, в толпе зашептались, кто-то закашлялся и зашуршал одеждами. Келлан громко обратился к публике:

– Мы собрались здесь, чтобы просить у Богини благословения. Мы собрались, чтобы увидеть, как свершится Ее воля. Мы собрались, чтобы удовлетворить вызов, который принцесса Эси бросила королеве Циоре, и, всецело веруя, что длань Богини направит мечи этих мужчин, наша королева согласилась устроить это состязание между Придворным Вельможей Абаси Одили и своим чемпионом Тау Соларином.

При упоминании имени Меньшего, толпа взорвалась, и Эси стало противно от вида стольких восторженных лиц, разинутых ртов, поднятых рук и топочущих ног – от одобрения столь низкого и отталкивающего создания. Омехи сбивались со своего пути, и единственным, что вселяло в нее надежду, была беспристрастность на лицах окружающих Вельмож.

Малые, Великие и Придворные Вельможи хранили степенное молчание, обнаруживая окружающую их нечистоплотность лишь изредка поднесенным к носу платком, которым пытались заглушить зловоние, стремившееся захлестнуть их, обратив все хорошее и достойное в гнилое и убогое.

– Состязание окончится смертью, – продолжил Келлан, когда толпа угомонилась. – Победитель перед Богиней и людьми объявит и утвердит правление истинной королевы омехи.

О, как они взревели после этих слов! Это годилось для учебников истории. Две сестры, вышедшие из одной утробы, боролись за одну корону, а их мужчинам было приказано погибнуть ради них на горячих камнях Великого Круга Пальма.

Расплата пришла, и хотя Эси было что терять, кровь в ее жилах взыграла так, что заложило уши, и она испугалась, что потеряет сознание. Слыша лишь биение сердца, эхом отдающееся в голове, она не заметила, как к сестре приблизилась молодая Одаренная.

– Танди, в чем дело? – спросила Циора.

Одаренная склонилась к ней и прошептала что-то на ухо. И пусть сестра старалась сохранить невозмутимое выражение лица, Эси знала ее слишком давно. Ей хватило того, что Циора слегка приоткрыла губы, а ее веки едва заметно затрепетали, чтобы понять: в ней поднялась буря. Что-то пошло не так, и Эси, улыбаясь в душе, вновь обратила внимание на боевую арену, искренне желая, чтобы на Циору обрушились все несчастья.

Сосредоточив взгляд на Басе, Эси забыла о сестре, Одаренной и их ничтожных заботах. Перед нею, меньше чем в дюжине шагов,