Гидеон фыркнул и отвернулся, стряхивая с себя плед.

– А у меня отняла единственное, ради чего живу я, – прошептал он, поднимаясь, и сердце у меня предательски сжалось: то, что блестело в его глазах, звенело и в его голосе. Слезы, которые я разделяла в ту ночь, когда Коул провел ритуал. – Я всю жизнь защищаю нашу семью, а ты предпочел ей какую-то ведьму. Знаешь что, Коул… Если тебе и впрямь так хочется геройствовать – пускай. Я буду докучать тебе каждую минуту твоей жизни, чтобы ты не забывал, кто действительно твоя семья! Потому что я… Я…

Голос Гидеона сорвался, и он зажмурился, беззвучно проклиная самого себя. Коул встал с дивана и, чуть поколебавшись, обнял его так крепко, что выбил из Гидеона дыхание. Тот замер, будто не веря в то, что Коул способен на братские чувства. Прошло несколько секунд, прежде чем Гидеон обнял его в ответ и прижался лицом к его плечу. Так они простояли по меньшей мере с минуту, и я вернулась на кухню, чтобы заняться делами и оставить их наедине.

– Выпей, – попросила Марта пискляво, подавая Гидеону кружку, когда они с Коулом закончили. Я не решилась отдать ему зелье сама. – Одри для тебя приготовила. Сказала, станет легче. Она очень старалась. А я добавила туда пару карамелек. Только тш-ш!

Даже стоя к гостиной спиной, я почувствовала прожигающий взгляд Гидеона. Но, не оборачиваясь, услышала, как он послушно осушает кружку до дна.

– Спасибо, – сказал он и Марте, и мне, подойдя, чтобы поставить чашку в раковину. – Хотя я и начинаю думать, что мне стоило убить тебя сразу, как ты переступила порог моего дома, но…

– Я не хотела, чтобы Коул становился атташе, – в сердцах выпалила я, отложив лопатку и встретившись с Гидеоном лицом к лицу. Он не сводил с меня глаз, даже забывая моргать. Вокруг них пролегали лапки морщинок, когда он скептично сощурился. – Я пыталась ему помешать, но если Коул что-то решил…

– То он это сделает, – закончил Гидеон хмуро, облокачиваясь о тумбу. – Таков мой брат. Это у нас семейное. Одри, я… Г-хм. Давай я тебе помогу.

Вечно суровый Гидеон не привык к тому, что собирался сказать, поэтому эти слова так ему и не дались. Не став наседать на него, я лишь понимающе кивнула, а затем подала Гидеону миску с рагу.

Марта и Ганс уже ждали нас, как и Коул, подбрасывая дрова в камин. Подойдя, он прижался губами к моему виску на глазах у Гидеона. Тот сразу отвернулся, молча поставил поднос с салатами и сел рядом с Мартой в стороне от меня.

– Если заляпаешься – я не буду это отстирывать, как в прошлый раз, – сухо сказал он ей, но Марта тут же захихикала и специально намазала себе нос кетчупом. Судя по тому, как Гидеон просиял ей в ответ, так проявлялось его своеобразное чувство юмора. Похоже, Марта понимала это гораздо лучше, чем я.

Мы принялись ужинать и за вечер так часто смеялись, что напряженная атмосфера в доме, как и сам Гидеон, наконец оттаяла. Гидеон расслабился, откинувшись на спинку стула, и даже расщедрился на похвалу, оценив нашу с Коулом утку.

Пламя из камина отбрасывало тени на гостиную, дотягиваясь даже до обеденного стола, сервированного красной скатертью и фарфоровым сервизом. Приглушенный свет, льющийся из торшеров, добавлял уюта, как и запах розмарина вперемешку с жареным чесноком. Под столом ворочался сытый Бакс: Марта незаметно подкармливала пса, сбрасывая ему отварные овощи, которые ей упрямо подсовывал Ганс.

– Ты играешь? – спросила я у Гидеона, вдруг заметив чехол из-под гитары, прислоненный к углу камина. Тот кивнул, чопорно разрезая ножом и вилкой и без того маленький кусочек мяса. – Жаль я оставила свою скрипку дома. Могли бы сыграть дуэтом…

Гидеон скептично вздернул одну бровь верх, и я сделала вид, что не заметила, как Коул пнул его под столом.

– В следующий раз обязательно, – вяло улыбнулся он и снова уткнулся в свою тарелку. – Играю я все-таки лучше, чем рассказываю, но… Кажется, настало время семейных историй.

– О нет! – простонал Коул, тут же утратив интерес к еде. – Неужели больше не о чем поговорить?!

Гидеон промокнул салфеткой губы, испачканные в вине, и воодушевленно продолжил, с удовлетворением ловя на себе заинтересованные взгляды присутствующих:

– Бабушка запрещала нам заводить домашних животных, поэтому как-то раз Коул притащил домой коробку еловых шишек и каждой дал имя.

Коул хлопнул себя ладонью по лицу и зажмурился, пока Гидеон упивался его румянцем и злорадно продолжал. Я пыталась не хихикать, уминая печеный картофель. Самоотверженная любовь Гидеона к брату прослеживалась в каждом его рассказе, с самого их детства: в историях о руке, сломанной на качелях; о щенке, которого Гидеон помогал Коулу прятать от бабушки под кроватью; и даже в горькой истории о том, как они оба утешали друг друга, когда осиротели.

– Принесу десерт, – сказала я, заметив, что их веселая перебранка скатилась в скорбную ностальгию. Коул понуро добивал свою кружку с чаем, но все равно подорвался мне помочь, когда я встала.

Удержав его на месте, я вытянула из-за стола Марту, чтобы она помогла мне украсить яблочный пирог из слоеного теста. Пока она, стоя на стульчике возле тумбы, старательно выводила на нем рожицу взбитыми сливками, я заваривала какао.

По узкому окну над раковиной хлестали ветви деревьев, раскачанные порывистым ветром. Солнце уже зашло, и темноту во дворе разгоняли лишь деревянные фонарные столбики, выбитые вдоль тропы, идущей к конюшне.

– Неси осторожно, – велела я Марте, отдав ей пирог, и, когда та радостно умчалась с угощением в гостиную, я повернулась снова к окну.

Нечто снаружи заскрежетало, словно кто-то повел по стеклу острыми когтями. Этот звук быстро перекинулся наверх, на крышу. Черепица заскрипела, осыпаясь под чьим-то весом, и я запрокинула голову, вслушиваясь. Пальцы побелели, обожженные горячей чашкой с какао, которую я стискивала.

– Ты слышал? – спросила я у Ганса, вошедшего на кухню.

Он насторожился и, задрав лицо к потолку, тоже притих. В гостиной смеялись остальные – и никакого больше скрежета.

– На чердак повадились лазить белки, – ответил Ганс, забирая у меня какао. – Должно быть, это они.

Он унес поднос с горячими напитками в гостиную, а я, слишком умудренная неприятным жизненным опытом, чтобы удовлетвориться теорией про белок, потрясла золотым браслетом.

– Гримы, – шепнула я. – Нужна помощь.

Эго показался первым. Он принялся вылизывать свою угольную шкурку, устроившись прямо на плитке возле сковородки с гарниром.

– Чего тебе?

– Вы должны обыскать дом, – объяснила я и ткнула пальцем в крышу. – Я что-то слышала, и мне это не нравится. Будет лучше, если вы все проверите. Спор, усевшийся рядом с Блудом на столешнице, покосился на остатки еды в сваленных тарелках.

– А уточка нам перепадет?

Я закатила глаза.

– Перепадет, но сначала выполните просьбу.