— Ольга Юрьевна! — громко позвала Зинуля. — Вы меня,конечно, извините, но вас ждут. У Никонова истерика, Герман Яковлевич сказал,надо делать инсулиновую кому и электрошок, и ещё назначил аминазин сгалоперидолом, лошадиные дозы! А у старика сердце слабое, и сосуды.

— Миша, простите, мне надо идти, я вам перезвоню, когдаосвобожусь. — Оля хотела отсоединиться.

— Подождите! — крикнул Осипов. — Вы кому-нибудь говорили,что я вас пригласил на съёмку? Вы звонили Соловьёву, Гущенко? Обсуждали это сними?

— Миша, бросьте. Вы что? Я ни с кем ничего не обсуждала. Анасчёт Интернета, кстати, это полная чушь. Совпадение. У меня компьютер тогдабыл старый, зависал постоянно. Все, Миша, мне пора, меня больные ждут.

— Ладно. Хорошо. Ещё одна секунда. Я тут раскопал кое-что, явам сказал, что собираюсь провести независимое расследование, на самом деле яего уже веду. Помните, мы говорили об этом певце, о Вазелине, с которым у ЖениКачаловой был роман? Так вот, в воскресенье вечером, незадолго до убийства, ихвидели вдвоём, в ночном клубе. Они уехали вместе. Мальчик, ваш пациент, которыйсвихнулся на его песнях, всё ещё лежит у вас?

— Да. А что?

— Вы разрешите мне снять его?

— Разрешение на съёмку в клинике даёт главный врач. Чтокасается мальчика, надо спросить его родителей, хотят ли они, чтобы он появилсяна экране. Вообще, Миша, мне не нравится ваша идея снимать больного мальчика.Извините, меня ждут.

— Ладно. Я понял. Встретимся и все обсудим. В любом случае ябуду вести своё расследование, и мне понадобится ваша консультация. Могу я квам обратиться?

— Конечно.

— Ольга Юрьевна, я спрашиваю не из вежливости. Это можетбыть рискованно. Вы не боитесь?

— Ничего я не боюсь. Обращайтесь сколько угодно. Все, Миша,простите, мне правда пора. У меня очень тяжёлый больной.

Из коридора доносился шум. Зинуля скрылась, возмущённокрикнув напоследок:

— Ну нельзя же так! Угробят старика!

В коридоре беднягу Никонова скручивали санитары. ГерманЯковлевич стоял тут же, в окружении преданной свиты, и давал короткие злыеуказания. Оля заметила, что волос из носа у него уже не торчит, а под пуловернадета белоснежная рубашка.

— А, вот наконец доктор Филиппова удостоила нас, — ласковопропел главный.

— Ольга Юрьевна! Спасите меня! Мне нельзя шок, у менясердце! Позовите кардиолога!

— Павел Андреевич, все хорошо, не будет никакогоэлектрошока, сегодня вас посмотрит кардиолог, а сейчас давайте пойдём в палату,вам надо лечь.

— В палату? — недоверчиво спросил старик. — Не впроцедурную? Правда в палату? Скажите им, пусть они меня отпустят.

Главный хмуро кивнул санитарам, мол, отпускайте, можно.Когда они перестали его держать, он чуть не упал. Оля ловко подхватила его подруку и повела к боксу. Старик тихо всхлипывал и бормотал:

— Не надо шока, не надо, я боюсь, я не могу, не могу, немогу.

— Ольга Юрьевна, — прозвучал сзади голос главного, — мы васждём у вас в кабинете.

— Да, Герман Яковлевич.

Оглянувшись, она заметила среди знакомых санитаровновенького. Парень лет двадцати двух, высокий, полноватый, с приятным лицом,круглым и добродушным.

* * *

Когда Вазелин ушёл, Наташа несколько минут слонялась поквартире, машинально вытирала пыль, складывала вещи на полках. Запустиластиральную машину, обнаружила, что у Ваза оторвалась пуговица от рубашки, селапришивать. Спать ей уже не хотелось.

Он опять, в сотый, в тысячный раз обидел её. Она давнопривыкла к его хамству и принимала это как должное. Вазелин творческаяличность. Все творческие личности орут, хамят, матерятся. Это Наташа зналаточно, поскольку большая часть её жизни проходила за кулисами эстрадного мира.

По сравнению с попсовыми идолами, которые прыгали по сцене иоткрывали рты под фанеру, Вазелин был действительно гений. Он сам пел, самсочинял стихи и музыку. Он ни на кого не был похож, придумал свой стиль, своёнаправление и только за это был достоин тех пиар-усилий, которые на неготратились. К тому же он был очень сексапилен. Низкий бархатный голос, отличнаяфигура, широкие плечи, узкие бедра, породистое мужественное лицо. Наташенравилось, что у них не только деловые отношения. Вокруг крутилось множестводевиц, моложе и красивей Наташи, она, конечно, ревновала, но не слишком,поскольку знала, что он всё равно всегда возвращается к ней.

Наташа была убеждена, что любые человеческие отношения,сотрудничество, дружба, любовь, строятся по стандартной схеме: кто кого грузити парит. Она давала Вазелину себя грузить и парить по полной программе ичувствовала, что именно это — гарантия стабильности. Он от неё никуда неденется просто потому, что тяжесть такого груза и жар такого пара никто, кроменеё, не выдержит.

Расхаживая по его квартире в халате, неумытая, лохматая, ноуже с веником, с пыльной тряпкой, Наташа нашла старинную серебряную опаснуюбритву и тут же вспомнила песенку про серебряный клинок и перерезанное горлодевы Ангелины. Бритва валялась в ванной, в тумбе под раковиной. Как раз сегодняночью ей снилось, как Ваз идёт на неё с этой бритвой. Сон был настолькореальный, что она, проснувшись, решила найти старое лезвие, выбросить, от грехаподальше.

Ей снились кошмары. Она постоянно слушала его песни,привыкла к ним и вроде бы пропускала все мимо ушей. Но что-то оседало вмозговых извилинах, как ржавчина в старых водопроводных трубах. Ей снилось, какВаз делает то, о чём поёт. Душит, режет, насилует, пьёт кровь, раскапывает могилы.

Наяву она искренне возмущалась людьми, которые критиковалиего творчество, называла их бездарными завистниками. Во сне кошмары,придуманные Вазелином, оживали. Она видела Ваза с топором, с электрическимножом, окровавленным ртом, с выпученными глазами, и потом потихонькувыбрасывала наиболее опасные штуки. Топорик для разделки мяса, электрическийнож.

Наташа взяла бритву двумя пальцами, завернула в газету,выбросила в помойное ведро. И тут позвонил продюсер Бориска, сказал, чтопридётся арендовать новую студию, подешевле, что презентацию книги стихов Вазаникто спонсировать не хочет, и вообще — труба, хуже некуда. Он пытался пробитьинтервью в нескольких глянцевых журналах, но не удалось. Ваз перестаёт бытьбрендом, надо что-то делать.

— Почему не удалось? — удивилась Наташа. — Вот сейчас какраз он сидит в кафе. Даёт интервью.

— Кому?

Наташа рассказала о корреспонденте, гордо и слегкаязвительно сообщила, что он сам подошёл к Вазу после концерта и будет шикарныйразворот, с фотографиями, бесплатно, без всяких Борискиных хлопот.