— Подожди, кому двадцать два года? Они сказали, ей на вид небольше четырнадцати.

— Так это на вид. — Грош криво ухмыльнулся.

— Погоди, Мотя, а с ним, с этим ублюдком, что вы собираетесьделать?

— А что бы ты хотел, Коля? Чего бы ты ему пожелал, нашемугордому одинокому другу? Долгих лет жизни? Ладно, все, давай, я позвоню.

Он направился к выходу, но вдруг остановился, оглянулся,несколько секунд странно смотрел на Зацепу. Потом открыл портфель, досталнебольшой конверт из плотной бумаги, вернулся и положил на стол перед НиколаемНиколаевичем.

— Открой и посмотри потом. Но не сейчас, не здесь.

— Что это?

— Я сказал, потом, и желательно, чтобы рядом никого не было.Как только посмотришь, звони. Ты понял?

Грош быстро вышел. Конверт был заклеен. Зацепа хотелнадорвать, но подошла официантка.

Марк сидел в коридоре на банкетке. Мимо плыли тени,бормотали, хныкали. Воняло нестерпимо. Было тоскливо и душно. К больнымприходили родственники. Женщины с пакетами с едой и чистым бельём. Толькоженщины, ни одного мужчины. Марк вдруг подумал, что в женских отделенияхпосетителей должно быть значительно меньше, и тоже в основном женщины. Матери,дочери, сестры.

Комнатой свиданий между завтраком и обедом служила столовая.В открытую дверь без конца заглядывали те, к кому никто не пришёл. Дежурнаясестра лениво гнала их от двери, но некоторым удавалось проскользнуть внутрь ивыходили они обязательно с добычей, с конфеткой, с апельсиновой долькой.

Марк не особенно испугался, когда доктор сказала про «уколправды». Что-то он слышал о таких штуках, где-то читал. Амитал-кофеиновоерастормаживание. Под воздействием препарата человек на некоторое время теряетконтроль над собой, окружающие кажутся лучшими друзьями, благожелательными,милыми, хочется говорить, говорить. Ну что ж, больной по прозвищу Карусельщикготов болтать сколько угодно. Он потопит их в бредовом трёпе.

Их проблема в том, что слишком маленькая доза растормаживаетнедостаточно, а слишком большая вызывает обморочный сон. Найти оптимальныйвариант сложно, даже опытные специалисты ошибаются. Да и вообще, вряд ли делодойдёт до укола.

Здесь сумасшедший дом, не только в прямом, но и в переносномсмысле. Врачей, медсестёр, санитаров явно не хватает, зарплаты маленькие,работать никому не охота, всем все пофигу, и пока фрау доктор вспомнит о нём, онеизвестном больном, которого считает здоровым, он просто смотается отсюда, ивсе дела.

«Да, пожалуй, пора сматываться, — думал он, с тоскойоглядывая облезлые стены гнусного цвета хаки, психов в пижамах, — я больше немогу. Пошутили, и хватит. Надо уходить. Но как? Сказать, что я все вспомнил,выздоровел? Отпустите меня домой, фрау доктор. Спасибо за гостеприимство. Да,пожалуй, других вариантов нет. Уйти по-тихому вряд ли получится. Одежда запертав кладовке. Нет ни денег, ни телефона. Нет даже ключей ни от одной из квартир.В любом случае сначала надо связаться с Икой, узнать, что там, во внешнем мире,происходит. Вдруг они всё-таки выследили одну из квартир? Будет глупо, если явысунусь отсюда, а они меня сразу сцапают, и все мои страдания окажутсянапрасными».

В коридоре появилась пара посетителей. Крупная сочнаяблондинка в короткой кожаной юбке, в сапогах со стразами. Высоченные тонкиешпильки цокали по плитке. Позади семенил бесцветный мужичок в скучном костюме,в галстуке, с кейсом. В блондинке Марк узнал Наташку, жену старика Никонова,она была в точности как на цветной фотографии, даже ещё привлекательней.

Из своего кабинета появилась фрау доктор, увидела Наташку инаправилась к ней.

— Здравствуйте, Ольга Юрьевна! — Наташка растянула губы всладкой улыбке. — А мы к вам. Это вот нотариус, мы с вами договаривались,насчёт завещания, помните?

— Здравствуйте, Наталья Ивановна. К сожалению, сегодняничего не получится. Павлу Андреевичу стало хуже.

Улыбка на лице Наташки превратилась в гримасу. Нотариус почему-товжал голову в плечи, словно опасался, что его сейчас ударят.

— Что случилось? — спросила Наташка.

— Ему стало хуже, — повторила доктор и взглянула на Марка.

Она только что его заметила. Он ей подмигнул.

— То есть вы хотите сказать, что Павел Андреевич на данныймомент недееспособен? — встрял нотариус.

— Да. Вам лучше прийти через неделю. Извините, мне пора.

— Минуточку, — прошипела Наташка и преградила ей путь, — выже говорили, он дееспособен, и даже собирались выписывать его.

Больные потихоньку стали собираться вокруг. Всем былоинтересно.

— Меня, меня выпишите! Я хочу домой! — крикнул тощий,маленький, лет сорока мужчинка в казённой пижаме. Марк знал, что в казённоеодевали только тех, кого никто никогда не навещал.

— Ты, квазиморда, куда тебя выписывать? — Дородный старик вхорошем спортивном костюме хлопнул маленького по плечу. — У тебя никакого доманет, ты бомж, квазиморда, тебя на Курском вокзале нашли.

— Как это нет дома? Есть! Мама, скажи ему!

— Нет! Нет! Бомж! — Дородный захихикал и вместе с нимнесколько других больных. Маленький вцепился в рукав доктора.

— Мамочка, они меня обижают, вколи им всем аминазину, сделайим электрический шок, мамочка!

Марк заметил, что дверь в кабинет доктора Филипповойприоткрыта и там вроде бы никого нет. Всех магнитом притянула суматоха вкоридоре. Он осторожно скользнул внутрь, кинулся к телефону, набрал номермобильного Ики.

— Ну давай же, давай, проснись, возьми трубку!

Длинные гудки. Шум снаружи как будто стихает. Шаги.

Сейчас кто-нибудь войдёт. Нет, прошли мимо. В трубке что-топискнуло. Несколько секунд тишины.

— Алло! — шёпотом крикнул Марк. — Алло, Ика!

— Нет, — голос Ики звучал как-то странно, — вы ошиблись.

— Это я. Слушай меня внимательно.

— Вы не туда попали. Здесь таких нет.

— С ума сошла? Это я!

— Вы что, глухой? Слов не понимаете? Я же говорю, выошиблись. Больше сюда не звоните, ясно вам? Не звоните больше!

Он услышал в трубке какой-то грохот, потом Ика крикнула:

— Пусти, дурак, больно, ты что? Это не туда попали!