– Спасибо, – искренне улыбаясь, произнес Аристарх, поднимаясь с прибитого к полу стула. – До свиданья!

Он обернулся, и улыбка, натолкнувшись на свое отражение, тут же погасла. В дверях стоял комендант Мятте и тоже искренне улыбался.

– Здорово, ученик, – сказал он. – Вот и свиделись. Ну, пойдем, я тебе обещал анекдот рассказать…

На негнущихся ногах Визжалов шел по хорошо знакомому широкому коридору.

«Почему Мятте? – билась в голове тревожная мысль. – Все знают: он водит только на тот свет… А ведь следователь обещал отпустить домой… Да нет, это просто совпадение… Решения на меня еще нет, коллегия собирается, когда следствие закончено, а у меня был только один допрос… Наверное, не было свободных выводных, вот и прислали этого латыша…»

Он повеселел и стал слушать, что рассказывал его конвоир.

– Вот приходит Дзержинский к Ленину и говорит: мои чекисты отняли у спекулянтов ящик презервативов, там триста штук. Что с ними делать? Ты давай, на лестницу поворачивай…

Аристарха снова охватила тревога.

«Если ведут в камеру, то зачем спускаться в подвал? Может, там есть какое-то особое помещение для содержания высшего начальствующего состава? Но тогда почему он о нем никогда не слышал? Впрочем, это секретная информация, знать такие вещи может только начальник и его первый заместитель…»

– А Владимир Ильич отвечает: сто штук принеси мне, сто штук Сталину, а сто штук проколите и отдайте Троцкому!

Мятте захохотал.

– Понял, в чем смак? Ха-ха-ха! Проколите! Ха-ха-ха! Давай, сейчас направо…

«Но в том углу нет никакой специальной камеры! Да и вообще никакой нет! Впрочем, в конце он всегда поворачивал направо, в расстрельный тупичок, а может, слева и располагается отдельный блок камер…»

– Смешной анекдот! Я за него четверых расстрелял! Давай, еще раз направо!

«Может, там оборудовали камеру за время, что я сюда не спускался…»

Комиссар госбезопасности третьего ранга Аристарх Сидорович Визжалов повернул еще раз и ускорил шаг, чтобы развязка наступила быстрее, какой бы она ни была. Под ногами почувствовались мягко поддающиеся опилки, а в тусклом свете лампочки он увидел впереди обтянутую губчатой резиной стену. Значит, его предложение все-таки выполнили!

– Помнишь, ты меня все расспрашивал? – раздался сзади ледяной голос Мятте, и он понял, что никакой ошибки и никакого совпадения тут нет, латыш вовсе не замещает обычного конвоира, а выполняет свою обычную, привычную работу.

– Вот, смотри, как надо!!

Сзади раздался чудовищный грохот, мир исчез, хотя Визжалову показалось, что он еще почувствовал, как Мятте ударил его сапогом под зад, чтобы не испачкать мундир. И можно было быть уверенным, что он не забрызгался…

* * *

– Все полностью признались, товарищ генеральный комиссар госбезопасности! Следствие было проведено в кратчайшие сроки, решения «тройки»[33]приведены в исполнение… Есть предложение поощрить товарища Мятте, на которого лег большой объем работы…

Это был обычный рабочий доклад в кабинете, стены которого слышали сотни и тысячи подобных докладов. Но люди в нем находились другие.

– Поощрим, поощрим, – кивнул маленький человечек, сидящий за столом начальника. Но это был не Енон Гершевич Иегуда, а новый нарком внутренних дел, он же начальник ГУГБ, он же секретарь ЦК ВКП(б) Николай Иванович Ежов.

Докладывал его заместитель со знаками различия комиссара госбезопасности третьего ранга, но не Аристарх Сидорович Визжалов, а совершенно новый человек, имя которого Ежов до сих пор не выучил. Ничего удивительного в подобной метаморфозе не было: шла великая чистка НКВД, и старые сотрудники, за малыми исключениями, если и находились еще в здании, то уже не в своих кабинетах, а в камерах внутренней тюрьмы.

– Общественность и трудовые коллективы с удовлетворением встречают очищение чекистских рядов, о чем поступают многочисленные телеграммы и письма трудящихся…

– Поддержка народа – главное в нашей работе! – кивнул Ежов.

– Наиболее наглядна история бывшего заместителя врага народа Ягоды Визжалова, который разложился настолько, что изменил фамилию, носил на шее иностранный перстень, отобранный у бандита, спавшего с его будущей женой, – продолжил новый заместитель. – Может быть, в воспитательных целях предать этот факт широкой гласности через центральные газеты?

Нарком поморщился.

– Не надо. Это может бросить тень на честных чекистов, которых у нас большинство. А таких махровых перерожденцев, как этот Визжалов – считанные единицы! А что это за перстень?

– Вот, – шагнув вперед, комиссар госбезопасности третьего ранга положил перед начальником следственное дело. – Вещественное доказательство сзади, в конверте. Обвиняемый утверждал, что перстень принадлежал Иуде и дьяволу, которые, якобы, являлись к нему и говорили, что делать…

– Душевнобольным притворялся, сволочь! – Ежов порылся в деле, извлек перстень, покрутил в руках, прищурившись, поднес к глазам.

– Действительно, написано не по-русски. Перевод делали?

– Никак нет, товарищ генеральный комиссар государственной безопасности. У нас таких переводчиков не имеется. Да и необходимости не было, он полностью сознался…

– Интересная вещица, – наркомвнудел покрутил вещдок в руках, рассматривая львиную морду и матово мерцающий камень. Они явно просились к нему на палец.

– Так, может, подготовить акт на списание? – заместитель с готовностью наклонился к столу. Но наткнулся на колючий взгляд синих выцветших глаз.

– Ничего не «может»! Не забывайте, наша задача – служить людям. Служить народу. Эта вещь, несомненно, имеет историческую ценность. Вот и перешлите ее в наркомат культуры! Пусть разместят в каком-нибудь музее, чтобы трудящиеся могли полюбоваться изделием старинных мастеров. Ведь эту тонкую работу делали не господа, не цари, не капиталисты, ее делали простые ремесленники, угнетенные трудящиеся!

– Есть, товарищ генеральный комиссар государственной безопасности! – четко ответил новый заместитель.

Перстень поступил в Государственный Эрмитаж, в экспозицию «Античная культура и искусство». Он лежал под стеклом без движения и как будто чего-то ждал. Накопленные им информационные поля иногда, по ночам, прорывались наружу, и тогда в огромном темном зале бесшумно шагали римские легионеры, скакали французские кавалеристы, русские дворяне целились друг в друга из дуэльных пистолетов, маньяк-убийца выглядывал в коридор в поисках очередной жертвы, немецкий летчик пытался вывести из пологой глиссады заглохший аэроплан, офицер белой контрразведки насмерть забивал задержанного агитатора, удачливый налетчик отстреливался от преследователей, офицер красной контрразведки расстреливал ни в чем не виновных сограждан… А за всем этим наблюдал со стороны первый хозяин перстня – Иуда Искариот, который так и не смог добиться реабилитации за прошедшие почти две тысячи лет.