Самое тяжкое время — смену власти Ромодановский готовился принять, как должное. Ему ничего не угрожало, может, даже еще и наградят, а там — как Бог даст.

Время шло.

* * *

Сулейман, милостью Аллаха наместник пророка на земле, султан Османской империи, молился. А что ему еще оставалось делать?

Да, можно вытащить из башни младшего брата свергнутого султана, но вот ведь беда! Ума, решительности, напористости ты в него не вложишь! Королей не просто рожают, их воспитывают.

Будь на дворе мирное время, Сулейман бы, возможно, и справился. Но Кипр полыхал, Австрия кусала за все места, до которых могла добраться, зашевелилась Венгрия, а к тому же русские вторглись в Крым и взяли Перекоп.

А ведь вассалы, как ни крути.

С другой стороны… толку ли ему в тех татарах? В войне от них пользы нет, в мире… да тоже не особенно! И вообще ему янычар с лихвой хватает! С их требовательностью, раздерганностью и манерой менять султанов. Еще и крымчаков тут…

Пришедшее от русского царевича письмо тоже не порадовало.

С одной стороны… как бы да. Крымчаки его изрядно должны были разозлить. Как человек неглупый и справедливый, Сулейман понимал, что от постоянных набегов кто хочешь озвереет. Сам бы так давно бы… сколько ж можно тигра за хвост дергать? С другой стороны… часть‑то крепостей была его! Турецкая!

Хоть бы и та же Керчь!

С другой стороны Алексей Алексеевич предлагал хорошее возмещение, деньгами либо землями, готов был вернуть нажитое, не возражал против торговли, да и то сказать — татары от него страдали жестоко. А вот турок он старался не трогать. Ежели кто и погибал, то только по своей глупости.

А воевать не хотелось.

Выражаясь современным языком, а за кого подписываться‑то? За татар, кои сами себе на уме? На которых положиться толком нельзя?

Шуму и гаму от них много, а толку мало. Не конница, а угробище, только массу создавать и годится, а из любого боя они доблестно первыми сбегут.

К тому же — Крым.

Воевать там откровенно неудобно. Пытались уже и не раз. Далеко, холодно, а уж о том, чтобы на Русь пойти Сулейман думал с содроганием.

Войско — и достаточное, надо будет перевезти, высадить, снабжать, а ему предстоит маршировать по степи, которую весьма оперативно зачищают от татар, помощи ждать не придется, зато налетов — сколь угодно… Сулейман отлично понимал, что русичи постараются его еще и не пустить на родную землю.

Идти через Польшу, как пытался Мехмед?

Вот он и попытался, только результаты не радовали.

Проблем от этой войны предвиделось намного больше, чем удовольствия. А тут еще Священная Римская империя, тут еще Франция, которая вроде и не враг, а все не так, тут англичане, которые с удовольствием топят их корабли…

Война была решительно невыгодна. Но и спускать такую наглость?

И Сулейман взялся за письмо, втайне надеясь, что выход найдется. Такой, чтобы ему не пришлось поднимать войско и направляться в ту сторону, которая уже стоила трона и головы его брату.

* * *

— Посольские грамоты от шаха Сулеймана Сефи? Как интересно…

Софья повертела их в тонких пальцах. Про Сулеймана Сефи она ничего хорошего сказать не могла. Если его отец, Аббас II, был приличным человеком то про сына такого сказать было нельзя. С отцом и воевали и торговали. Сыну, кроме Корана и гарема отродясь ничего нужно не было.

И тут вдруг — письмо?

Шелком‑то они торгуют да и не только им, но тут уж скорее по инерции. А что может быть нужно от нее послу?

Аббас Сефи? В смысле… из рода Сефевидов?! Младший брат?

— Что ты хочешь сказать, Ибрагим?

Грек чуть усмехнулся.

— Известно, что я твое доверенное лицо, государыня. А потому ко мне пришел человек…

— И?

— Аббас Сефевид желает встречи с тобой. Лично.

— И тайно.

Софья могла бы и не уточнять, карие глаза грека чуть блеснули.

— Надеюсь, ты не остался без премии за этот разговор?

— Никак нет, государыня.

— Ладно. Но почему вдруг встреча — со мной? Вряд ли он высоко ставит женщину?

— О нет, государыня. Он знает, что ты имеешь влияние. Как и его мать, сиятельная Накихат ханум.

— Ага…

Мужчина и девушка молчали. Они понимали друг друга и без слов. Ибрагим знал, насколько влиятельна Софья — и часть информации, безусловно, стекла к персам и от него. Но наказан он за это не будет. Если уж на то пошло — у них вообще, вон, совет евнухов правит. И ничего, живут пока…

Только жить им не так уж и долго, при таком раскладе.

Шах болен, причем ладно бы чем наследным или заразным. Алкоголизмом! А с этой болячкой править не получится.

— Чего он хочет? Ты ведь догадываешься.

— Он может потревожить турок. Может помочь нам выиграть эту войну.

— Но…?

— Взамен он хочет власти.

— Чем мы должны будем ему помочь?

— Войско. Деньги. Возможно, что‑то еще. Государыня?

Софья чуть наклонила голову.

— Сегодня. Вечером. Ты понял?

Ибрагим склонился в поклоне. И позволил себе легкую улыбку.

— Они не ждут такой скорости. У них бы дело тянулось месяцами.

Ответом ему была не менее насмешливая гримаска.

— Знать надобно, кого покупать. И учти — налог на взятку у нас десять процентов. Сдашь в казну школы.

Ибрагим низко поклонился царевне.

* * *

Алексею Алексеевичу спасла жизнь старая привычка, привитая еще Софьей и еще в Кремле. Никогда не есть и не пить ничего, не попробовав, не обнюхав, не проверив… а уж доверять кому‑то? Последнее дело!

И — да. Нажираться на ночь — вредно. Потом сны плохие снятся.

А потому, обнаружив перед отходом ко сну у своей кровати поднос с восточными сладостями, царевич не запустил в них руку и не принялся жевать. Он просто отставил их на подоконник и принялся раздеваться.

Улегся, уснул — и отлично проспал всю ночь, чтобы утром обнаружить на подоконнике дохлую мышь.

Хоть и считалась кошка у мусульман священным животным, хоть и жили их во дворце Бахчисарая стада и ряды, а все одно — никакое кошачье войско не справлялось с воинством мышиным. Серые хвостатики пробирались в комнаты, тащили сладости, грызли… эта — догрызть не успела. Тут же и сдохла.

Алексей обеспокоился, ринулся на поиски Вани Морозова, но тот был жив — здоров. Сладости нашли и у него в покоях, но не отравленные, а вполне свежие и хорошие. Кстати — он их тоже не ел, беря пример с друга. Воспитывались‑то оба в Дьяково.