Нет! Обездоленное сердце плачет, лишенное счастья,

Просто зовет: «Когда?»

Глава 9

Посещение

Когда на исходе вневременной ночи температура Джона снизилась, что-то во Флер сломалось, и она почувствовала свинцовую усталость. Вошел Траскотт и произвел очередной осмотр. Да, кивнул он, температура понизилась, состояние заметно улучшилось, прогноз много лучше. Пациент, кто бы он ни был (вопросительно-насмешливый взгляд на свою нанимательницу), уже почти вне опасности.

Флер прижала ладони к глазам, прогоняя сон, и поднялась со стула. Последний раз поглядев на Джона из дверей, она спустилась вниз. В кабинете ее ждал Фрэнсис.

– Вы давно тут? – спросила она, не в силах задумываться над тем, почему американец вообще здесь.

– Не больше часа. Ваша кастелянша проводила меня сюда. Она сказала, что Джон тут с вечера.

– Да, – ответила Флер, глядя американцу прямо в лицо, как всегда открытое, но теперь очень серьезное, и не заметила ни тени гневного возмущения. – С ним случилось несчастье.

– Попал под бомбежку. Я знаю.

Флер только вопросительно наклонила голову.

– Как ни грустно, я его вызвал к себе. А когда он не приехал, взял джип и попробовал его разыскать. На поиски ушла почти вся ночь.

Она уловила в словах Фрэнсиса незаданный вопрос, но не помогла ему: ведь он был виной того, что Джон оказался на шоссе!

– Его близкие просто с ума сходили от тревоги.

И почему она им не сообщила? Флер увидела этот вопрос в грустных глазах американца. Ну, честный ответ ему вряд ли понравится – что за всю ночь она просто ни разу о них не подумала. Не стоит его спрашивать, почему Джон отправился к нему на ночь глядя. И ответила так:

– Да, конечно. Я ведь тоже.

Фрэнсис выслушал ее ответ с быстрым косым взглядом и откинул голову привычным движением.

– Как он сейчас?

– Выкарабкивается. Если хотите подняться к нему, с ним мой врач, он вам все объяснит.

Фрэнсис молча кивнул, забрал со стола фуражку и перчатки и встал. В дверях он обернулся и сказал:

– Флер, я позвонил отсюда в Грин-Хилл. Надеюсь, вы не против? Они скоро приедут.

Флер чуть-чуть пожала плечами, но Фрэнсис словно прирос к порогу.

– Что-нибудь еще? – спросила она, и Фрэнсис медленно покачал головой.

– Да нет, пожалуй, – ответил он, опять быстро на нее взглянув. – Во всяком случае, ничего неотложного.

Она прислушивалась к легким шагам американца на ступеньках, а затем и к другому, более отдаленному звуку: где-то легкомысленный петух приветствовал пением пепельный рассвет.

* * *

Флер накинула пальто на плечи, через внутренний двор вышла на террасу и остановилась там, глядя невидящими глазами на почти зимний пейзаж. Светало, и газон перед ней был покрыт инеем, точно глазурью. Все застыло в полном безветрии. Лишь на вершине старого дуба нескончаемо каркали две вороны, и черные их перья глянцево блестели на фоне черных сучьев под туманным небом. Флер закуталась в пальто, прижала меховой воротник к лицу, машинально оберегаясь от холода, которого еще не почувствовала. Собственно, она не чувствовала ничего – только свою удаленность от всего сущего. И словно через плечо смотрела на то, что было вокруг, и на себя. Пожалуй, это были самые странные минуты в ее жизни.

Ощущала бы она себя так, если бы Джон все эти годы принадлежал ей? Как легко могло бы это произойти! Живи они вместе здесь, в Робин-Хилле, Джон, наверное, воевал бы, чего ему так хотелось. И мог бы вернуться к ней инвалидом, мог бы лежать наверху, как сейчас, но в их общей спальне, в их общей кровати. И, всю ночь ухаживая за ним, она ждала бы тогда появления сложного переплетения их родственников.

«Да, конечно, Холли… Вэл… Джун, поднимитесь к нему, но только на минутку. Я не хочу, чтобы он, вернувшись домой, переутомлялся!»

Приехала бы его мать? Вошла бы эта женщина хоть раз в этот дом, пока его хозяйка была бы она, дочь ненавистного первого мужа? Приедет ли она сейчас?

Флер почувствовала щипки холода на щеках и кончике носа, но продолжала стоять как стояла и даже не поежилась.

Она думала закрыться у себя в кабинете ко времени их появления, но здесь, на террасе, время словно остановилось. Из оцепенения ее вывел шум автомобиля, затормозившего у подъезда, и она кинулась в дом, в свою комнату.

Но опоздала: на полпути через двор она увидела ее – ее фигуру в раме открытой двери. Ирэн стояла, будто изваянная из камня: рука в перчатке прижата к сердцу, нога над последней ступенькой перед порогом. Она смотрела перед собой, словно во власти чар – или творя чары. Она чуть повернула голову, и темные глаза встретились с глазами Флер.

Флер не опустила глаз, но не увидела ожидаемого вызова в этом непроницаемом взгляде. (Наверное, и у нее такой же, подумала она.) Нет, эти глаза были полны только страшной пассивности – той, что так озадачивала Сомса, когда шестьдесят лет назад он жил с Ирэн в их найтсбриджском маленьком доме – с предметом своей страсти и в полном отчуждении. И теперь то же особое свойство нервов озадачило его дочь. О чем думает эта женщина, застывшая статуей на ступеньках этого дома? Того, что ее любовник Босини построил для Сомса, того, что затем перешел к врагу Сомса Джолиону, которого она потом полюбила, чьей женой стала и родила ему сына Джона? Кто она, эта женщина, которая несравненной красотой порабощала и в конце концов губила всех любивших ее мужчин? Флер искала ответа в этом еще красивом лице – и не находила. А та не защищалась, не объясняла, не бросала вызова. И вдруг Флер поняла причину.

«Это же ее дом, – подумала она. – Пусть я его купила, что изменилось? Потому что им владеет она. Как старинный замок – призракам, так этот дом принадлежит ей!»

Неизмеримое мгновение они продолжали стоять так, связанные узами, не поддающимися измерению. Затем Флер отступила к стене, а Ирэн безмолвно прошла мимо нее и поднялась по лестнице, как сон, тающий в первых проблесках дня.

Флер торопливо направилась к себе в кабинет и не обернулась, когда сзади ее окликнул голос Холли.

На стуле Флер теперь сидела Ирэн, и точно так же все в ней говорило о беззаветной любви к раненому, который оставался без сознания и не мог заметить смены действующих лиц. Энн маялась в ногах отцовской кровати, чувствуя себя иудой и не решаясь взглянуть на него, а Вэл и Холли разговаривали в коридоре со старшей медсестрой. Она пересказала им события ночи – в той мере, в какой сама узнала о них от кастелянши, которую сменила утром. Собственно, она знала только записанное в его карту: из-за ожогов у него некоторое время держалась очень высокая температура, но теперь худшее уже позади.

Когда сестра ушла, Вэл сказал Холли:

– Думаю, нам надо благодарить Флер, что он выдержал…

За эти доброжелательные слова он был вознагражден быстрым, ранящим взглядом Ирэн, и затем жена ущипнула его запястье. Первый он совершенно не понял, а второе объяснило, что это не его ума дело и ему лучше помолчать. Реакции Энн никто не заметил. Она стояла у окна и смотрела на газон, где иней постепенно отступал под лучами бледно-желтого солнца.