с ним. Фицуильям отвечал, что король совершает поездку по стране. «Он ежедневно охотится. Он ужинает в своих личных покоях, с ним за столом бывают герцоги Норфолк и Саффолк, маркиз Эксетер и лорд Рочфорд»3. Едва ли Уолси успокоился, узнав об этом.

Екатерина тоже отправилась в эту поездку вместе с Генрихом, но по вечерам король не приходил к ней. Они появились вместе, только навещая Марию в Хансдоне. Настало время уезжать в Бьюли, и хотя Генрих «уже давно был готов, он задержался ради королевы, и они поехали дальше вместе»4. Тем не менее в Бьюли Генрих встретился с Анной Болейн, которая осталась там на месяц, ездила с ним на охоту и ужинала в его личных покоях.

Анна по-прежнему изображала неприступность. Когда король становился слишком страстным, она, следуя своей тактике, уезжала домой, в Хивер. Екатерина, предположительно уже знавшая, что происходит, с радостью отпускала ее, и Генрих умолял беглянку вернуться. Похоже, Анна хорошо понимала, что если правильно разыграет свои карты, то получит не только короля, но и корону консорта. Хотя монархи, как правило, не женились на простых женщинах, имелись прецеденты: в 1464 году Эдуард IV вступил в брак по любви с Елизаветой Вудвилл, вдовой рыцаря.

Окружающие видели, какую игру ведет Анна. В августе 1527 года Мендоса писал: «Король поглощен своей страстью. Распространено мнение, что, если ему удастся получить развод, он в конце концов женится на дочери господина Болейна»5.

В архиве Ватикана сохранились семнадцать писем Генриха к Анне, датированные 1527–1529 годами; ее ответы, к сожалению, утрачены. Послания короля выдают его глубокую страсть, желание обладать ускользающей возлюбленной и едва скрываемую чувственность: «Отныне мое сердце будет принадлежать вам одной, проникнутое желанием, как и мое тело», – можно прочесть в одном из них, завершающемся словами: «Написано рукой того, кто сердцем, телом и волей есть ваш верный и самый преданный слуга, H. autre ♥ ne cherche R.»[53]. «Отдайтесь мне телом и душой», – молил Генрих, добавляя, что желает самому себе «быть сейчас наедине с вами». «Хочу держать вас в своих руках», – заявляет он в другом письме, а затем весьма дерзко извещает Анну, что посылает ей «немного плоти, символизирующей мое имя, которая есть плоть сердца для Генриха, рассчитывая, что в будущем вы насладитесь моей, чего я желал бы сейчас… Я хотел бы провести с вами вечер». Одно из посланий короля написано «его рукой, которая страстно желала бы быть вашей», другое заканчивается словами: «Желаю себе [провести] особенный вечер в объятиях моей милой, чьи прекрасные груди я надеюсь вскоре облобызать». Генрих становился более страстным и в одном из более поздних писем открыто признавался: «Я надеюсь в скором будущем насладиться тем, чего так желал, к нашему обоюдному утешению… Хочу держать вас в объятиях или быть в ваших, ибо думаю об этом уже давно, с тех пор как поцеловал вас». Еще в одном послании король сообщает, что велел приготовить при дворе комнаты для Анны, «которые, я надеюсь, вы вскоре займете; а потом сам надеюсь занять ваши». Должно быть, Анне требовались все силы и присутствие духа, чтобы устоять перед такими страстными призывами.

И тем не менее она устояла. Любовная история не получила окончательного завершения, что подтверждается сообщением испанского посла в 1530 году об «отсутствии положительных доказательств прелюбодеяния… напротив, некоторые письма указывают на обратное»6. В 1531 году Генрих клялся Екатерине, что не изменял ей с Анной7. В Риме ходили слухи, будто у Анны случился выкидыш, но других свидетельств об этом нет8.

В конце 1526 года Генрих понял, что не является единственным ухажером Анны. Поэт Томас Уайетт был влюблен в нее и однажды украл принадлежавший ей медальон. Несмотря на возмущение Анны, он не вернул украшение и носил его на шее как трофей. Примерно через день король взял у нее одно из колец в качестве подарка на память. Вскоре после этого он играл в шары с Саффолком, Брайаном и Уайеттом и поспорил с последним относительно того, кто выиграл. Указывая пальцем с надетым на него кольцом Анны, Генрих воскликнул: «Я говорю тебе, что я!» Уайетт попросил разрешения измерить расстояние и, сняв с себя медальон Анны, использовал в качестве мерки цепочку, говоря: «Надеюсь, что все же я». Король рассвирепел и затопал прочь, бормоча: «Может, и так, но тогда я обманут». Когда он обратился с расспросами к Анне, та сказала, что Уайетт ничего не значит для нее9.

Отношения Анны Болейн с Томасом Уайеттом долгое время вызывали разногласия среди исследователей. Джордж Уайетт заявлял, что поэт выразил свои чувства к Анне «где-то в своих стихах», с тех пор историки ищут в его строках аллюзии и строят всевозможные предположения. Но фактически только четыре стихотворения могут служить свидетельствами любовной истории, если между ними вообще что-нибудь было: Уайетт проявлял интерес к Анне, но она как будто отвергала его авансы. Первое – это загадка под названием: «О его любви по имени Анна».

Какому слову перемена не страшна,

Хоть задом наперед его прочти, хоть надвое разъемли?

Бог знает, это моя Анна,

Она же и причина выпавшей мне боли,

Та, что любовь презрением позорит.

Второе стихотворение – это знаменитое «Noli me tangere» («Не тронь меня»), основанное на труде Петрарки.

Чья она добыча, мне предельно ясно,

Быть может, его время я трачу понапрасну.

Чеканные слова сложились из бриллиантов,

Вкруг шеи вьются лентой, четко, без изъянов:

«Noli me tangere, ведь Цезарева я,

Дика, не удержать, пусть с виду кроткая».

Третье стихотворение написано после того, как Уайетт нашел себе новую возлюбленную, вероятно, ею стала Элизабет Даррелл, с которой он был связан до 1537 года.

И вот я вновь люблю;

Кого, ты спросишь, раз оставил ту,

Что переполошила всю страну.

После казни Анны Болейн, когда упоминать о прежних отношениях с ней было опасно, Уайетт переделал последнюю строку: «Темноволосую, что так проредила мою казну». Четвертое стихотворение появилось, когда Уайетт сопровождал Генриха и Анну в ходе государственного визита в Кале в 1532 году.

Бежал я от огня, сжигавшего меня,

По морю, по земле, водой несом и ветром,

Теперь плетусь за углями, его не затушив,

Из Дувра до Кале, желанью супротив.

Гляди, как страсть, возникнув раз,