История о стычке Генриха с Уайеттом рассказана внуком поэта Джорджем Уайеттом и, вероятно, передавалась в семье из уст в уста. Нет оснований сомневаться в ее достоверности, хотя кое-какие детали могли быть добавлены с течением времени. Это и приведенные выше стихи Уайетта можно считать достаточными доказательствами того, что поэт желал добиться расположения Анны.

Некоторые утверждали, что свидетельства такого же рода содержатся в Девонширской рукописи – сборнике из примерно двух сотен стихотворений, сочиненных и имевших хождение в придворном кружке Анны Болейн10. На полях одного листа написано: «Я ваш, Эн.». Почерк явно принадлежит не Анне, и рукопись, скорее всего, создана в 1530-е годы: первой ее владелицей, чьи инициалы обозначены на обложке, была, вероятно, леди Мэри Говард, дочь Норфолка, которой в 1526 году исполнилось всего семь лет. К созданию сборника, похоже, были причастны также Мадж Шелтон, кузина Анны, и леди Маргарет Дуглас – обе стали появляться при дворе в 1530-е годы, – но не сама Анна. Сто двадцать пять стихотворений приписывались, частью ошибочно, Уайетту, который творил в то десятилетие.

В мае 1530 года имперский посол Эсташ Шапюи сообщил императору, что герцогу Саффолку запретили появляться при дворе: тот предупредил короля, не желавшего ничего слушать, что Анна не подходит на роль королевы, так как состоит в «преступных» отношениях с неким придворным, «которого очень любит и которого король прежде изгнал от двора из ревности». Узнав о словах Саффолка, Анна испугалась возобновления скандала и упросила короля еще раз отослать неназванного джентльмена от двора. Генрих уступил, но сразу пожалел о своем решении и уговорил Анну согласиться на его возвращение11.

В то время Саффолк, который начал утрачивать расположение короля, имел основательные причины желать дискредитации Анны, а сам Шапюи не гнушался выдавать простые сплетни за достоверные факты, так что, вероятно, эту историю не стоит воспринимать всерьез. Более того, все эти сообщения могли вообще не относиться к Уайетту, хотя другие авторы полагают, что речь идет именно о нем.

В трех источниках более позднего происхождения, авторы которых были католиками, – «Испанская хроника» (написанная до 1552 года)12, Николас Харпсфилд (ок. 1557) и Николас Сандер (1585) – заметно желание очернить память об Анне Болейн: все три говорят о любовной связи между Анной и Уайеттом. Автор «Испанской хроники» приводит скабрезные подробности истории; как он утверждает, эта история началась однажды ночью в Хивере. Позже Уайетт будто бы признался во всем королю, но тот отказался верить ему. По словам Харпсфилда, именно Уайетт предостерег Генриха, сказав, что Анна – «неподходящая пара для вашей милости», и признался, что ему известно об этом, «как тому, кто получил свое плотское удовольствие». Генрих похвалил Уайетта за честность и велел не повторять сказанное. Харпсфилд утверждает, будто получил эти сведения от торговца, некоего Антонио Бонвизи, близкого к Уолси, Мору, Томасу Кромвелю и знакомого с Уайеттом. Сандер пишет, что Уайетт поведал о своей любовной истории членам Совета, а потом отправился к королю, который обвинил поэта в клевете. Когда Уайетт послал к Генриху Саффолка с известием о том, что он может привести доказательства, король не захотел углубляться в это дело, назвав Уайетта наглым мерзавцем, которому нельзя верить. Разумеется, не исключено, что Анна имела связь с Уайеттом до того, как вступила в отношения с королем, и в 1526 году поэт пытался вновь сблизиться с бывшей возлюбленной, несмотря на ее холодность и желание отринуть сомнительное прошлое.

Похоже, Уайетту становилось все сложнее оставаться при дворе, по мере того как страсть короля к Анне усиливалась. В январе 1527 года, узнав, что сэр Джон Расселл отправляется с посольством в Рим, Уайетт обратился к нему: «Если вы не против, я бы взял отпуск, получил деньги и поехал с вами». Расселл согласился13. Возвратившись в мае 1527 года, Уайетт стал держаться в тени и не встречался с Анной.

Пока Уолси находился во Франции, влияние Анны неуклонно возрастало. Кардинал еще этого не знал, но его монополия на власть постепенно ослабевала. Как только о связи Анны с королем стало известно всем, придворные устремились к ней, поняв, что при дворе появился еще один могущественный покровитель14, и Анна сразу же принялась использовать новообретенную власть для возвышения родных и друзей. Отныне уверенная в собственных силах, она стала «очень заносчивой и гордой, приобретала самые лучшие украшения и дорогие наряды, какие только можно получить за деньги»15. Однако с королевой она вела себя осмотрительно, на что та отвечала отстраненной любезностью. Тем не менее Екатерине не всегда удавалось сдерживаться. Однажды, когда король играл в карты с ними обеими и Анне выпало несколько королей кряду, Екатерина, повернувшись к ней, сказала: «Миледи Анна, вам везет на королей, но вы не такая, как другие, вам нужно все или ничего!»16

Вскоре Уолси был неприятно поражен, обнаружив, как обстоят дела. Семнадцатого сентября он вернулся из Франции и сразу поехал в Ричмонд с дорогими подарками Генриху от Франциска I. Как было у него заведено, он отправил королю записку с просьбой о личной аудиенции для обсуждения результатов миссии и вопросом о том, где королю будет угодно принять его. Однако, когда записка была доставлена, рядом с Генрихом находилась Анна. Не успел король ответить, как она звонким голосом сказала вестнику: «Куда же еще идти кардиналу? Скажите ему, пусть явится сюда, к королю»17. Перчатка была брошена: между министром и возлюбленной короля началась упорная борьба за власть.

В сентябре 1527 года договор с Францией был подписан. Генрих VIII и Франциск I обменялись рыцарскими орденами. Генрих отправил Франциску орден Подвязки, а тот сделал его кавалером ордена Святого Михаила, основанного Людовиком XI (1469) в подражание бургундскому ордену Золотого руна. Каждый из государей послал другому прекрасно иллюстрированную копию устава соответствующего ордена18. Генрих с гордостью принял регалии ордена Святого Михаила и официально дал обещание носить в положенных случаях широкую цепь с восемью золотыми раковинами гребешка, на которой висел медальон с изображением архангела Михаила, длинную, подбитую горностаем мантию из серебряной парчи, с золотыми раковинами гребешка по краям, а также пелерину и шапку из алого бархата, расшитую золотом19.

Посол Генриха во Франции, «милейший»20 сэр Энтони Браун, сводный брат сэра Уильяма Фицуильяма и джентльмен Личных покоев, присутствовал на собрании ордена Святого Михаила, которое по традиции (но не регулярно) устраивалось в Михайлов день, 29 сентября. Церемония ему не понравилась, и Браун пренебрежительно сказал Генриху: «Они желали подражать вашему ордену, но сплоховали