Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сторонники обеих вер сформировали враждующие группировки, и дело завертелось. В Норвегию отправилась делегация влиятельных исландцев-христиан с миссией спасти заложников, и им это удалось в обмен на обещание конунгу крестить Исландию. Тем временем на острове годи-христиане решили учредить отдельные суды и систему права для христиан, так как старую систему контролировали язычники. Эти события сильно обеспокоили мудрых исландцев по всей стране, поскольку раскол страны на два враждующих лагеря угрожал перспективой скорой гражданской войны.
Противные стороны столкнулись следующим летом на альтинге, и люди готовы были взяться за оружие по-настоящему. Но, как это было обычно в Исландии эпохи народовластия, вместо того чтобы разразиться битве, на сцене появились посредники и доброжелатели. Исландцы увидели в споре между христианами и язычниками распрю, готовую к разрешению, и стороны согласились на замирение на условиях третейского судьи. На эту деликатную роль был выбран законоговоритель, Торгейр сын Торкеля, годи из северной четверти, со Светлого озера. Легитимность Торгейра делала его приемлемым для обеих сторон, и, вероятно, каждая из них полагала, что в ее-то пользу он и вынесет решение: с одной стороны, Торгейр был язычник, с другой — у него было много «друзей» в лагере христиан.
Согласно рассказу Ари из «Книги об исландцах», Торгейр уединился и пролежал, накрывшись с головой плащом, весь день и следующую ночь. Наутро он первым делом заручился клятвами от обеих сторон, что они будут хранить мир на тех условиях, какие он объявит, ибо «воистину, если будет у нас раскол в законах, то и мир, что установлен меж нами, тоже расколется» (глава 7, вынесено в эпиграф). Затем он объявил свое решение:
И тогда так было сказано в законах, что все люди должны быть христианами, а те, которые ранее не были крещены у нас тут в стране, принять крещение; что же до выноса детей, то тут должны остаться старые законы, и то же — касательно поедания лошадиного мяса.[448] И люди должны приносить жертвоприношения втайне, если им так хочется, а ежели тому найдутся свидетели, то за такое полагается изгнание из страны на три года [дисл. fjǫrbaugsgarðr]. Но несколько зим спустя отменили и этот языческий обычай, и другой.
За какие-то две летние недели альтинга 1000 года исландцы сумели решить серьезнейшую проблему перемены веры, избежав гражданской войны. На фоне Норвегии, которую на полвека (с 990 по 1040 год) охватили кровавые войны христиан с язычниками, мирное принятие христианства исландцами почиталось за факт совершенно исключительный, едва ли не за чудо, и впоследствии историки соглашались с такой оценкой. Но много ли чудесного может усмотреть в этом событии читатель настоящей книги, который уже хорошо знаком с гибкой системой ведения и разрешения споров, разработанной и отточенной исландцами за долгий век, предшествовавший принятию христианства на альтинге? Проблема перехода в новую веру и связанных с этим противоречий была решена так же, как разрешались в Исландии и другие серьезные распри: в дело вмешались третьи лица, которые провели переговоры и убедили стороны согласиться на компромисс. К 1000 году вся эта процедура урегулирования конфликтов была в Исландии так хорошо налажена, что кризис, связанный даже с такой потенциально взрывоопасной темой, как перемена веры, был преодолен с минимальными человеческими жертвами.
Искусство компромисса позволило исландцам мирно принять новую религию и избежать разрыва с прошлым. Хотя язычников, несомненно, было большинство, они вместе с христианами ввели в стране новый закон и согласились на новую веру. Надо полагать, тогдашние исландцы не слишком радовались переменам, но куда больше им не хотелось устраивать самим себе социальную катастрофу. Это предположение поддерживается тем фактом, что когда в том же году Норвегия, после гибели конунга Олава, вернулась (частично) к старой вере, закон, введенный Торгейром, остался в силе. Христианство было принято в порядке компромисса ради политической целесообразности. Это отражается, помимо прочего, и в том, что каждый участник альтинга сам выбрал, когда и где ему креститься, и многие не стали совершать обряд в ледяной воде Секирной реки — куда приятнее и удобнее принимать крещение в горячих источниках, к которым как раз можно заехать по пути домой с Полей тинга.
Исландские священники проживали далеко от своих континентальных начальников, и сношения с ними были нерегулярными. В связи с этим исландская церковь строилась и эволюционировала во многом независимо. Кроме того, играла, вероятно, свою роль и невеликая важность Исландии как епархии с точки зрения европейских иерархов. С момента принятия новой веры и до начала XII века Исландия находилась в ведении архиепископа Гамбургского и Бременского, который был куда больше занят бурными событиями в соседних с его резиденцией Норвегии, Дании и Швеции, не говоря уже о родной ему северной Германии, поэтому до Исландии руки у него не доходили. Когда в 1104 году было учреждено новое архиепископство для всей Скандинавии в датском (ныне шведском) Лунде, ситуация не изменилась — связи с этим городом были не регулярнее связей с Гамбургом. Лундские архиепископы вели себя по отношению к исландцам дружелюбно и всегда были готовы помочь, но и для них Исландия не стояла на первом месте — куда важнее были дела в Дании и других странах поближе.
Наконец в 1153 году было учреждено архиепископство уже специально в Норвегии, в Трандхейме, в то время носившем название Нидарос (дисл. Niðaróss, т. е. Устье реки Нид, на которой стоит Трандхейм). Архиепископу Нидаросскому были переданы в управление все диоцезы в Норвегии, а также на островах — Оркнейских, Гебридских, Фарерских, в Исландии и в Гренландии. С Норвегией связи у Исландии были налажены хорошо, но и здесь влияние архиепископа на исландский социум оказалось весьма ограниченным. В конце XII века нидаросских архиепископов беспокоила проблема поважнее, и звали ее Сверрир сын Сигурда, норвежский конунг (1145 или 1151–1202 гг., правил с 1184 г.). Самозванец Сверрир сумел захватить престол и боролся с архиепископами за власть; в ходе этой борьбы конунга отлучили от церкви, на Норвегию был наложен интердикт, а от епископов потребовали покинуть страну. Лишь к концу первой половины XIII века в Норвегии сложилась ситуация когда норвежская корона в лице Сверрирова внука, Хакона Старого сына Хакона (1204–1263 гг., правил с 1217 г.), и норвежская церковь достигли известного согласия и получили возможность осуществлять совместные действия, без чего реальный контроль над Исландией было не установить.
В течение первых семидесяти или около того лет после принятия христианства знания исландцев о новой религии оставались довольно скудными. Информация была фрагментарной, беспорядочной и поступала по большей части от разного рода священников-иностранцев и епископов-миссионеров, которые периодически посещали новообращенную страну. Среди последних были три человека, некто Петр, Авраам и Стефан, которые, по словам Ари, назвались армянскими (дисл. ermskir) епископами.[449] С тем чтобы осуществлять христианские обряды, многие годи и богатые бонды строили церкви на своей земле, за свой счет, и по этой причине считали себя их «собственниками». Такая ситуация наблюдалась и в Норвегии в период с 1030 по 1153 год; сходство между исландской и норвежской церквями, особенно в этом аспекте частного владения молельными домами, отмечалось неоднократно.[450] Годи фактически обменяли свою прежнюю роль языческого священника на роль священника христианского, и ни их власть, ни социальный престиж, насколько можно судить, ничуть от такого обмена не пострадали — напротив, вероятно, даже выросли. Так, среди частных лиц, которые в течение первого века после принятия Исландией христианства являлись одновременно годи и христианскими священниками, мы находим и самого Ари Мудрого, и Сэмунда Мудрого с Междуречного мыска (дисл. Oddi), и Тейта, сына епископа Ислейва, из рода людей из Ястребиной долины, и сына Тейта Халля.