– Марийцы! Конечно, они воюют за нас, они же марийцы, – поясняет мой сосед и искренне удивляется такому неразумному вопросу. Я лежу и улыбаюсь этому всему разговору, и мне почему-то очень хорошо. В этот же день пришел сотрудник «Вагнера» в палату, чтобы раненых поддержать. Он с нами долго беседовал и говорил им, что все смогут вернуться обратно в «Вагнер», их уже после этой командировки примут в состав «Вагнера», тех, кто из них пожелает. Он также обозначил, что если кто не захочет идти в военные командировки, то те могут поступить на работу в ЧОП, который тоже принадлежит «Вагнеру».

– А если не хотите в ЧОП и не хотите в военную командировку, то можно устроиться в строительную организацию, которая также принадлежит Конторе, – объясняет сотрудник. – Всем вам будет выдан телефон, в котором будет вбит номер телефона нашего юриста. По этому телефону вы можете обратиться в наш юридический отдел по любому вопросу, решим, – говорил раненым кашникам сотрудник. Понятно было, что многие тяжело ранены и потому пробудут здесь до окончания срока своего контракта, а у многих уже контракт подходит к концу. Сосед мой, у которого нога перевязана по колено, часто ругал раненых.

– Вы какого дьявола курите в палате? Кто курил вчера ночью в палате? Вам оружие доверили, вам дали шанс новую жизнь начать, а вы никак не можете на людей походить. Вы меняться собираетесь? Вы, придурки. Все вам спишут, как вы только домой приедете, новую жизнь начнете. Надо как люди себя вести. Курим на балконе… – твердым тоном, но не громко устанавливает правила сосед.

В палате побывал и лечащий врач. Мужчина лет сорока пяти. Обошел всех и мне сказал, что как только позвонят, так меня известят, чтобы я собирался на автобус. Я решил пройтись по этажу госпиталя, несмотря на то, что нога меня беспокоила. Но в тапочках ходить можно было сносно, хоть и хромалось. Длинный коридор, я иду по нему, встречая все те же знакомые лица, с кем был еще недавно на ротации в Стаханове. Со многими из них я прибыл в Курдюмовку, а теперь они здесь, в госпитале, и я здесь с ними. Проходя мимо одной из палат, я заметил бойца, который спал напротив меня в бункере в городе Стаханов. Мы уперлись друг в друга взглядами и как бы говорили – и ты тоже здесь. К своему удивлению, я увидел шагающего на костылях мужчину – это Гена со 155-й точки.

«Ты ли это, Гена? Как тебя-то ранило? Или осколок в окно твоей кухни залетел и в твою ногу попал? – с юмором рассуждаю я молча. – Похоже, мы почти все здесь. Значит, нет, наверное, взвода больше у Пепла. Представляю состояние Пепла по этому поводу. Главное, чтобы он не застрелился, не сыграл в благородство», – думаю я про себя, и иду все дальше по коридору.

Ближе к двум часам дня мне сообщили, что пора собираться. Сбор тех, кто едет в Ростовский военный госпиталь, на первом этаже около регистратуры. Я взял свои документы по ранению, пакет с неприхотливыми предметами гигиены, а кстати сказать, зубная щетка всегда была при мне в кармане, и пошел на первый этаж. На первом этаже уже собирались люди. В конце коридора тоже стояли раненые. Вот в конец коридора я и пошел. Вышел оттуда же на улицу. Здесь была парковка для медицинских машин, сюда же и должен был прийти наш автобус. Вернее, как я узнал уже здесь, будет два автобуса. Всех по списку, пока мы курили на улице, рассчитала женщина в военной форме. Женщина-контрактник, видимо. Лицо этой славянки было мягким, пышным и в то же время по-женски нежным и веселым. Да и фигура ее была тоже пышная. На меня она явно обратила внимание и сказала мне, что я похож «на жаркого финского парня», на что я парировал ей, что я и есть тот самый финский парень, потому как родом я с марийской земли.

Насчет финского парня? Дело все в том, что на мне из одежды всего-навсего только военные штаны, осенняя мягкая куртка, или кофта на замке и – тапочки банные.

Так я приехал из последнего госпиталя, где мне в рану впрыскивали что-то. У моего боевого бушлата демисезонного была сожжена левая сторона, и я его выбросил, как и выбросил свою старую обувь. Потому я и казался ей не совсем по сезону одетым. С нами, вагнеровцами, ждали автобусов и военнослужащие министерства обороны. Пока ждали автобусов, нас успели пересчитать еще раза три, а затем, когда автобусы пришли, мы по спискам заняли тот или иной автобус. Мой сосед, который сидел рядом, оказался военнослужащим, контрактником. Впереди меня на сиденьях устроились два вагнеровца, а когда я услышал разговор сзади и ввязался в него, то оказалось, что там молодой парень со мной вместе из Молькино уходил в тот же вечер, что и я. Он долго смотрел на меня и удивлялся, что мы с ним из одной команды. Получалось, что мы с ним вместе проходили спецподготовку, вместе выехали из Молькино, и нас с ним примерно в одно время ранило, а теперь мы вместе возвращаемся. Затем нас проинструктировали перед отъездом, что с собой мы не должны иметь никаких патронов, никакого оружия и никаких фото с Донбасса в своих телефонах. Иначе, если будет проверка со стороны ФСБ по дороге, и у нас найдут запрещенные предметы, то у нас возникнут проблемы и нас вообще могут всех вернуть из-за одного человека назад, а обыску тогда будут подлежать все. Проинструктировали. И наконец-то автобусы тронулись.

Выехали мы часам к трем дня. В дороге останавливались раза два. Одному раненому из нашего автобуса вкололи обезболивающий препарат, а автобус, который шел впереди нашего, оказывается, был с тяжелоранеными. Он еще и оборудован под таких раненых был. Это я из второй командировки потом возвращался через пункт пограничной службы, и проходили мы границу тогда через спецтехнику которая нас просвечивала, но это будет потом, а сейчас мы пересекали границу Ростовской области фактически беспрепятственно. А может быть, так было только с автобусами, везущими трехсотых. Я помню, как мы заехали в сам Ростов. Когда въезжаешь в большие города, то всегда это понятно, что заехали именно в город. За окном автобуса видны высотки, улицы, магазины, светофоры, легковые автомобили, маршрутки и автобусы маршрутные, и все это вместе является городом, и таким же обычным городом предстал