саммита Коль позвонил Бушу и заверил его, что «никаких сюрпризов» от Горбачева на саммите G7 не будет. «Если так, это меня вполне устраивает», – отреагировал Буш[852].

Незадолго до вылета в Лондон Горбачев провел длительную и эмоциональную встречу с Явлинским. Он объявил, что не будет представлять его «Большую сделку» на саммите. Явлинский заявил, что тогда он не поедет с Горбачевым в Лондон, уехал к себе на дачу и отключил телефон[853]. Через несколько дней Горбачев получил личное письмо от Буша с вежливым вердиктом: «Если вы по-прежнему считаете быстрый переход к рынку слишком рискованным… то нам будет труднее вам помочь»[854]. Первым импульсом Горбачева было стремление ответить каким-то резким демаршем на американскую позицию. Накануне отъезда в Лондон он подписал и отправил заявки на вступление в МВФ, Европейский банк реконструкции и развития (ЕБРР) и другие экономические и финансовые организации с просьбой предоставить СССР в них полное членство. Он также послал очередное обращение к лидерам «семерки»[855].

ПЕРЕГОВОРЫ В ЛОНДОНЕ

Узнав, что Явлинский не летит с Горбачевым в Лондон, Грэхам Аллисон отправил президенту Бушу письмо с отчаянным призывом. Администрация США, писал он, должна «заняться» судьбой Советского Союза «глубоко и вплотную». В 1989–1990 году, напоминал он, Буш и Бейкер сумели направить Горбачева и Шеварднадзе таким образом, чтобы те действовали в духе «американских идей и идеалов». Советское руководство восприняло эти идеи как свои собственные, и «этот процесс привел к окончанию холодной войны». Теперь, настаивал Аллисон, Буш и Бейкер могут и должны вывести Горбачева и его министров на курс экономической трансформации Советского Союза и его интеграции в мировую экономику. Эту программу Аллисон, с оглядкой на Германию и Японию после 1945 года, называл «послевоенной трансформацией без оккупации»[856].

Буш был готов играть роль ведущего, но не в том ключе, который предлагал ему Аллисон. Белый дом продолжал придерживаться политики закрепления завоеваний холодной войны. В разговоре со своим немецким другом, генеральным секретарем НАТО Манфредом Вёрнером, Буш говорил: «Я не хочу, чтобы [Горбачев] использовал “семерку” как трамплин для того, чтобы оказаться на саммите НАТО». Встреча лидеров североатлантического альянса была назначена на ноябрь в Риме, но американский президент опасался, что советский лидер, по-прежнему пользующийся огромной популярностью на Западе, может смутить союзников США своими разговорами об «общеевропейском доме». «Будем стараться этого избежать», – согласился с ним Вернер[857].

14 июля президент США и члены его администрации прибыли в Париж, чтобы вместе с президентом Миттераном отметить годовщину Французской революции. На следующее утро американцы уже были в Лондоне и провели предварительные переговоры с Джоном Мейджором и другими участниками «семерки». Целью этой встречи, как ее осторожно сформулировал Скоукрофт, было «сгладить некоторые противоречия в наших рядах» по вопросу финансовой помощи СССР. Миттеран и Андреотти с симпатией отзывались о советской программе реформ, видя в ней курс на «смешанную экономику при сохранении социалистических целей». Андреотти напомнил Бушу, что Италия после окончания Второй мировой войны вовсе не сразу дерегулировала цены. С политической точки зрения опасно навязывать неолиберальную версию капитализма советскому обществу сразу же после краха коммунизма. Коль и Мейджор предложили создать специальную комиссию для выработки плана помощи Советскому Союзу. Президент Европейской комиссии Жак Делор и премьер-министр Нидерландов Рууд Любберс поддерживали идею реструктуризации советского долга, чтобы дать возможность СССР продолжать торговать со странами Восточной Европы[858].

Американцы с порога отмели все эти предложения. Буш, при поддержке Брейди, высказался против предоставления Советскому Союзу «маневренного пространства» по выплате долгов. Вслед за погрязшими в долгах латиноамериканскими странами СССР должен подчиниться диктату МВФ. Горбачев должен смириться с Вашингтонским консенсусом, прежде всего пойти на дерегуляцию и приватизацию, а потом конкурировать с остальными развивающимися странами за привлечение международных инвесторов. Европейский банк реконструкции и развития (ЕБРР), только что созданный для помощи Восточной Европе, не должен предоставлять советской экономике никаких кредитов: любая «особая сделка» с Горбачевым станет «неверным сигналом» Польше и Чехословакии, что Запад опять предпочитает иметь дело с Москвой вместо того, чтобы помогать им[859].

Буш и его команда не скрывали, что руководствуются прежде всего геополитическими приоритетами. Идея о том, что Германия, Франция и Италия могут выступать в роли благодетелей по отношению к Советскому Союзу, противоречила идеи гегемонии Вашингтона в Европе и о стержневой роли США в НАТО. На встрече с германской делегацией в Лондоне Буш с неудовольствием говорил о скепсисе французов в отношении будущего Северо-Атлантического альянса. «Нам ни в коем случае не следует пересматривать существующие структуры безопасности, – сказал он. – До тех пор пока советские ракеты нацелены на Соединенные Штаты, я знаю, кто наш враг». Буш также поддержал японского премьера Тосики Кайфу, который хотел увязать помощь Горбачеву с территориальным вопросом – возвращением Советским Союзом четырех островов, захваченных Сталиным в 1945 году. В отличие от США Япония не имела проблемы с бюджетным дефицитом и, помимо Германии, была единственным держателем громадных наличных средств[860].

На первой сессии саммита, проходившей в отсутствие Горбачева, Буш поделился с собравшимися теми рекомендациями, которые получил от советологов на совещании в Кеннебанкпорте. Он также высказал и другие соображения против «Большой сделки»: советское государство продолжает тратить огромные деньги на военные нужды, включая модернизацию стратегических ракет, и Горбачев по-прежнему не хочет предоставить независимость балтийским республикам. Американский президент также сказал, что помощь Восточной Европе приоритетней для Запада, чем помощь СССР[861]. Некоторые из собравшихся в Лондоне лидеров мирового клуба явно чувствовали неловкость. Американцы приводили один повод за другим, чтобы отказать Горбачеву в помощи. Канадский премьер-министр Брайан Малруни выступил с проникновенной речью перед коллегами. В 1985 году, напомнил он, вице-президент Джордж Буш был на похоронах Черненко. Что бы он сделал, задавался вопросом Малруни, если бы после похорон Горбачев сказал бы ему: «Я освобожу Восточную Европу, распущу Варшавский договор, объединенная Германия вступит в НАТО, силы ООН начнут войну против Ирака, СССР подпишет договоры ДОВСЕ и СНВ, в стране будут выборы и демократия, я стану лично верным партнером для Америки и буду развивать экономические связи с Западом». «Если бы Горбачев произнес такое в 1985 году, – заключил Малруни, – я бы немедленно протянул ему чек» с суммой, в которой он нуждается. Андреотти напомнил собравшимся слова, сказанные Рейганом в 1985 году: «Не знаю, добьется ли успеха Горбачев, но никто из нас не должен брать на нашу совесть отказ ему помочь»[862]. И все же никто на саммите «семерки» не хотел ставить